Итак, несмотря на отличия, сигнал человека адекватно распознается птицей (в частности, в ситуациях звукоподражательного приманивания или отпугивания). Это, мне кажется, позволяет сделать вывод, что человек верно улавливает и воспроизводит наиболее существенные, информативно значимые параметры сигнала другого существа. Более того, исследователями был обнаружен интереснейший феномен взаимной подстройки птичьего и человеческого сигнала в режиме диалога. В результате и у майны, и у диктора-женщины существенно изменились акустические характеристики сигналов, став нетипичными для каждой из них, но приблизившись друг к другу (что отчетливо видно на графиках)[110].

6.2. Диффузный синестезический
образ звуков

Теперь я постараюсь показать, что человек способен формировать диффузный синестезический образ звуков не зависимо от смысловой компоненты выражения.

Обычно мы этого не замечаем, т.к. восприятие речи (звучащей или письменной) в нормальных условиях происходит в темпе и слитно, причем основное внимание уделяется содержанию сообщения. Однако, как подметил еще Джемс, если мы многократно повторим или прочитаем одно и то же слово, то заметим, как изменится наше восприятие. Появится ощущение, что это слово нам не вполне знакомо, как будто оно то же, и в то же время какое-то странное. Это и будет означать, что на первый план выступил не содержательный (смысловой), а фонологический аспект.

Какой концентрации усилий требует распознавание и формирование речи,будет проще увидеть, если рассмотреть какую-либо нестандартную ситуацию. В частности, А.Р.Лурия в свое время описал случай, когда человек на войне получил проникающее ранение правой теменно-затылочной области головы[111]. В результате поражения он утратил способность свободного распознавания обращенной к нему речи и формулирования собственных мыслей. Мы имеем уникальную возможность узнать, как переживаются подобные затруднения, благодаря тому, что этот человек – Л.Засецкий, – обладая колоссальной силой волей и стремясь вернуться в нормальную жизнь, в течение двадцати пяти лет, по несколько строчек в день, мучительно подбирая слова, записывал историю своей болезни и борьбы с ней. Вот несколько выразительных примеров: “Иногда я начну говорить, застряну на каком-нибудь слове, никак не вспомню его за целый час и даже за весь день не смогу вспомнить нужное слово. И наоборот, когда мне говорит хотя бы мать: что-то сделать, что-то принести из сарая или, наоборот, отнести в сарай или еще что-нибудь сделать, сходить в магазин, на базар, – по-прежнему до меня не сразу доходит это, так как я долго думаю над одним словом (или двумя-тремя), забывая про другие слова”[112].