Вторая грань понятия «интериоризация», отражающая переход от «МЫ» к «Я», лучше всего передается посредством термина «интимизация». При изучении этой грани разрабатываются проблемы самосознания личности (СНОСКА: См.: Кон И. С. В поисках «Я». М.,1984; Столин В. В. Самосознание личности. М., 1983). Для иллюстрации этого аспекта интериоризации можно сослаться на глубокие наблюдения С. Л. Рубинштейна, который в простом факте называния двухлетними детьми себя в третьем лице (Петя, Ваня, т.е. так, как их зовут другие люди), затем лишь в первом лице («Я») видит начало осознания детьми своего «Я». Изучение этого аспекта интериоризации еще ждет своих исследователей.

И наконец, третья, наиболее изученная, грань понятия «интериоризация» — это «интериоризация» как производство внутреннего плана сознания (П. Я. Гальперин, В. В. Давыдов, Н. Ф. Талызина). Казалось бы, детальное изучение этого аспекта интериоризации должно было бы послужить своеобразной гарантией от односторонних его интерпретаций. Тем не менее интериоризация порой трактуется как прямой механический перенос внешнего, материального, во внутреннее, идеальное. Отчасти такая односторонняя интерпретация может возникнуть из-за выделения в контексте общепсихологической теории деятельности А. Н. Леонтьева положения о единстве строения внешней и внутренней деятельности. Но единство, например единство мысли и слова, как неоднократно подчеркивал Л. С. Выготский, никак не означает их тождественности, одинаковости. Для того чтобы избежать возникновения впечатления об интериоризации как механическом переносе внешнего во внутреннее, а также для выявления специфических черт внутреннего диалога, «диалога с самим собой», укажем те преобразования, которые претерпевает внешняя речь при переходе во внутреннюю. Превращение социальной речи, «речи-для-других», в «речь-для-себя» радикально изменяет грамматическую и семантическую структуру внутренней речи. Для того чтобы объяснить эти изменения, следует во главу угла поставить идею Л. С. Выготского о роли мотивации в понимании высказывания. Отметим, что общение между людьми становится диалогическим в смысле                            М. М. Бахтина, когда общающиеся фокусируются на мотивах друг друга. Аналогичное изменение происходит во внутренней речи. Итак, главный критерий — фокусировка на мотивах общающихся людей. Л. С. Выготский писал: «...понимание мысли собеседника без понимания его мотива, того, ради чего высказывается мысль, есть неполное понимание. Точно так же в психологическом анализе любого высказывания мы доходим до конца только тогда, когда раскрываем этот последний и самый утаенный план речевого мышления, его мотивацию» (СНОСКА: Из книги: Выготский Л. С. Избранные произведения, М., 1956. С. 380).Во внутренней речи человек на осознаваемом или неосознаваемом уровне знает мотивы собеседника, так как в качестве собеседника выступает он сам, его «Я». Отсюда и предельная индивидуализированность внутренней речи, проявляющаяся в редуцированности ее фонетических моментов, фрагментности, предикативности и интонационной окраске. Во внутренней речи нет необходимости договаривать слова до конца, так как известно по самому намерению, что должно быть произнесено. В ней нет нужды начинать с подлежащего, так как всегда говорящему известна ситуация, в которой развертываются те или иные события. Достаточно, как на трамвайной остановке, сказать «идет» или многозначительно «вы понимаете...» между «посвященными» людьми, чтобы понять, о чем говорится. Отсюда предикативность внутренней речи. Еще более глубокие изменения происходят в семантическом строении внутренней речи, этой особой форме диалога с самим собой. Для семантики внутренней речи характерны такие особенности, как преобладание смысла над значением, слияние смыслов, идиоматичность, агглютинация семантических единиц. Идиоматизмы, непереводимые на язык внешней речи предельно индивидуализированные значения, — это индикаторы растущей интимизации самосознания личности. Во внешней диалогической речи их аналогами являются внутренние диалекты разных социальных групп, по которым представители этих групп безошибочно узнают «своего». Агглютинация семантических единиц — это слипание слов, изменяющее их смысл. Каждому известны примеры таких агглютинации, как «Мойдодыр» и «Айболит». Еще одна особенность — это преобладание смысла над значением, предельным случаем которого является изменение в зависимости от мотива значения слова вроде известного «попляши» в басне «Стрекоза и Муравей», приобретшего смысл «погибни». И наконец, вливание смыслов друг в друга, примером которого является превращение в ходе чтения «Мертвых душ» Гоголя мертвых душ, умерших, и числящихся живыми крепостных в духовно мертвых героев поэмы. Все эти черты могут проявляться не только во внутреннем, но и во внешнем «открытом» диалогическом общении людей, за которым стоят личности — смысловые отношения.