Совсем иное русская социальная система. Наш «резервуар» либо пуст, а чаще переполнен. В первом случае русские в печали и унынии. А для выхода из этого состояния может быть использована «палка» как инструмент социального управления. Но инструмент, не дающий определенно ожидаемый (планируемый) результат. Преодоление депрессивного состояния возможно в нравственном деянии, каковыми и оказываются православные добродетели.

Во втором случае страсти или грехи – действие нашей спонтанности, импульсивности. Социальное управление в состоянии кратковременно подавить нашу неорганизованную активность, но управлять ей может только нравственный, трансцендентально обоснованный закон.

Православие, пришедшие из Византии в Россию, принесшее и нравственный христианский закон, оказалось наиболее адекватной формой русскому духу. За тысячелетие русская душа оформилась православной этикой. На сегодняшний день этика, построенная на православной нравственности и предполагающая трансцендентальное обоснование, является действенным регулятивным механизмом русского характера.

Необходимость трансцендентального обоснования диктуется не только общими принципами, сформулированными еще Кантом в «Критике практического разума» как категорический императив: «Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» (СНОСКА: Кант И. Соч.: В 6 т. - М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 260.); «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» (СНОСКА: Там же, с. 270), но и спецификой русского человека в его отношении к социальным запретам. Как отмечалось, русскому человеку свойственно к любому социальному правилу или норме относится как к игре, если таковые не ощущаются им как священные. Поэтому русскому человеку, не знающему меры, как никому другому, необходима «священная» мера. Мера его бытия, открываемая через трансцендентальный смысл.