— Обижен? Не были ли мы немного злы друг на друга? Так, в шутку.

— Возможно. А может быть, больше, чем в шутку. Вероятно, ты выразила свое сомнение в том, что мне есть что тебе предложить, — самое большее — знакомство с другим мужчиной. Мне показалось, я ничего не стою. Скорее всего, поэтому я и сорвался на тебе.

— Бедняжка! — пробормотала Мирна.

— Что?

— Ничего, ничего — очередная шутка.

— Я не собираюсь позволять тебе отталкивать меня такого рода замечаниями. По сути, я думаю, мы могли бы встречаться чаще одного раза в неделю. На сегодня мы должны закончить. Мы уже перерабатываем. Давай начнем с этого момента в следующий раз.

Эрнст был рад, что час Мирны закончился. Но не по обычным причинам: она не наскучила ему, не рассердила его — он был истощен. Ошеломлен. Потрясен. Заинтригован.

Но Мирна не исчерпала своих нападок.

— Я же тебе на самом деле не нравлюсь, правда? — заметила она, поднимая свою сумку и собираясь уходить.

— Напротив, — сказал Эрнст, застигнутый врасплох пациенткой. — На этой сессии я почувствовал к тебе особую близость. Сегодня была трудная, но хорошая работа.

— Я не об этом тебя спросила.

— Но это то, что я чувствую. Временами я чувствую, что между нами огромное расстояние; временами мне кажется, мы близки друг другу.

— Но я же тебе не нравлюсь?

— Симпатия — это глобальное чувство. Иногда ты Делаешь что-то, что мне не нравится; иногда мне очень Нравится то, что ты делаешь.

"Да, да. Тебе нравится моя большая грудь и шелест моих колготок”, — думала Мирна, доставая ключи от машины. У двери Эрнст, как обычно, протянул ей руку, Она не хотела отвечать. Меньше всего ей хотелось физического контакта с ним, но отказаться не было возможности. Она слегка пожала его руку, быстро высвободила свою и ушла, не обернувшись.

В ту ночь Мирне не спалось. Она лежала в постели не зная, как отделаться от образа доктора Лэша, высказывающего свое мнение о ней. “Скучная”, “сплошные острые углы”, “ограниченная”, “вульгарная” — эти слова крутились и крутились в ее голове. Ужасные слова — но ни одно из них так не оскорбляло, как фраза о том, что она ни разу не сказала ничего интересного или прекрасного. Его желание увидеть ее когда-нибудь пишущей стихи, жалило Мирну, в глазах стояли слезы.