Проезжавшая мимо машина просигналила, предупредив, что ее машину заносит. Сердце у нее колотилось. Это было опасно. Она выключила плеер и несколько минут ехала до своего поворота. Свернув в переулок, она остановила машину, перемотала назад и начала слушать:

— ...я чувствую себя униженным. Она вульгарна. Делает все возможное, чтобы устранить малейший намек на близость между нами. Все, что я делаю, недостаточно хорошо для нее. Каждый раз, когда я спрашиваю ее о наших взаимоотношениях, она смотрит на меня с такой опаской, будто я собираюсь наброситься на нее. Может, так и есть? Проверяя свои чувства, я не вижу ни намека на это. Был бы я способен на это, если бы она не была моей пациенткой? Она хорошо выглядит — мне нравятся ее волосы, их блеск — видно, что она следит за собой. Прекрасная грудь — это, конечно же, плюс. Я боюсь уставиться на эту грудь, но стараюсь не думать об этом — спасибо Элис! Однажды в старшей школе я разговаривал с девочкой по имени Элис и даже не заметил, что уставился на ее грудь. Вдруг она взяла меня за подбородок, подняла мою голову и сказала: “Эй-эй, я здесь!” Никогда этого не забуду. Эта девочка сделала хорошее дело.

Руки у Мирны большие; это не очень красиво. Но мне нравится приятный, сексуальный шелест ее колготок, когда она кладет ногу на ногу. Ото, мне кажется, У меня есть к ней какие-то сексуальные чувства. Если бы я встретился с ней, когда был одинок, понравилась бы она мне? Думаю, что да, я бы мог увлечься ее внешностью, до тех пор пока она не открыла бы рот и не начала жаловаться или что-нибудь требовать. Тогда бы мне захотелось сбежать от нее подальше. Я не чувствую к ней никакой нежности, никакого тепла. Она слишком много думает о себе, сплошные острые углы — локти, колени, не получившая...

(Щелчок, кассета закончилась.)

Ошеломленная, Мирна завела машину, проехала несколько минут и свернула на нужную улицу. Осталось всего несколько домов до офиса доктора Лэша. Она заметила с удивлением, что дрожит. Что же делать? Что ему сказать? Быстрее, быстрее — всего несколько минут до того, как его дурацкие часы начнут отмерять этот сто-пятидесятидолларовый час.