Я. Что же случилось с твоими ногами?

Дуг. Моя семья не дает мне возможности использовать свои права. Они скачут по мне и так, и сяк и они сломали мне ноги.

Я. Что же было потом?

Дуг. Они предали меня.

Я. Где ты сейчас?

Дуг. Я выброшен на свалку. Они лишили меня воли. Они просто выбросили меня на свалку.

Я. На что это похоже быть там, на свалке? Тебе нравится там?

Дуг. Нет (его голос начинает меняться, становится более тихим, мягким). Нет, мне не нравится это.

Я. Существует что-нибудь, что ты рассказал о себе как о куске глины, похожее на твою собственную жизнь?

Дуг. Да. Они могут выбросить меня на помойку.

Я. Кто это «они»?

Дуг. Мои мама и папа. Они никогда не слушают меня. Они никогда не видят ничего хорошего в том, что я делаю, что бы я не говорил. Они не беспокоятся обо мне. Они больше любят других детей. Они всегда смеются надо мной. Мне лучше не быть дома, мне лучше даже на помойке.

Тон Дуга во время этой беседы довольно сильно отличался от его обычного хныкающего или протестующего тона на предыдущих занятиях. В этот раз он рассказал о себе с более адекватными глубокими чувствами. Он усвоил многое из того, что воспринимал как мнение своих родителей. Во время наших последующих занятий он рассказал, что в действительности поверил, что он никчемный и ни на что не годный. Он чувствовал себя настолько пропащим, незначительным, что смирился и хотел умереть (не такое уж необычное желание у маленьких детей). Он реагировал на эти переживания плохой успеваемостью в школе, вспышками раздражения по малейшему поводу и сильными головными болями. И только тогда, когда глубокое чувство отчаяния начало вырываться наружу, мы смогли начать работу с Дутом, чтобы помочь ему обрести чувство собственного достоинства и ценности своей личности. Ряд последующих занятий со всеми членами семьи привел к успешным результатам после того, как эти мрачные переживания были выявлены.

Я снова и снова поражаюсь необыкновенной силе воздействия занятий с глиной. Представляется, будто благодаря осязанию и движениям мышц, преодолевающих сопротивление этого податливого материала, обеспечивается доступ к наиболее глубинным структурам психики и проникновение в них. Независимо от того, предлагаю я упражнения или ребенок просто играет с глиной во время нашей беседы, происходит что-то новое, и это новое обнаруживается настолько наглядно, что ребенок и я можем его совместно рассмотреть. Именно при работе с глиной состояние ребенка проявляется наиболее отчетливо. Во время работы ребенка с глиной и его рассказа о своих переживаниях я пристально наблюдаю за ним. Я слежу за выражением его лица, жестами, изменением тона или. позы. Тело как будто осуществляет общение через глину; когда я получаю эти сигналы, я понимаю: что-то происходит в душе ребенка, что-то, значимое для него. В эту минуту я иногда решаю, что нужно сказать: «Ты чувствовал себя когда-либо так, как сейчас?» или «Что-то похожее когда-нибудь происходило в твоей жизни?». Иногда эти минуты проходят так быстро, что если терапевт не сумеет уловить их. удачная возможность для плодотворной работы будет упущена.