Ролевые игры помогают детям становиться ближе к самим себе, потому что позволяют выйти за пределы самих себя. Это на первый взгляд противоречивое утверждение на самом деле верно. В ролевых играх дети никогда не покидают самих себя по-настоящему: опыт импровизации позволяет им в большей степени выразить себя. Пример, приведенный выше, показывает, что Аллен использовал все свои возможности, свой ум и тело, чувства и ощущения, настроение для достижения своей цели. Обычно он выглядел застенчивым, отстраненным мальчиком, который сидел на отшибе, ссутулившись так, что превращался почти в мячик, как будто старался сохранить себя внутри себя самого. В ситуации драматического творчества (и при чувстве доверительности, которое он испытывал в группе) он мог посвятить всего себя выполнению своей задачи. И когда он сел, его осанка и выражение лица свидетельствовали о том, что он, несомненно, улучшил контакт с самим собой и в результате приобрел способность лучше контактировать с окружающими.

Семилетняя Карла пришла на свое первое занятие после рождественских каникул и сразу брякнулась на пол рядом с большой подушкой. «Я слишком устала, чтобы что-нибудь делать»,— сказала она. Я предложила всем сыграть в какую-нибудь игру и выбрала «Игру разговоров, ощущений и действий». В этой игре мы выкидываем кости и передвигаем фишки на столько площадок игрального поля, сколько выпало на костях. Если мы останавливаемся на желтой площадке, мы берем желтую карточку, на белой — белую, на голубой—голубую. Каждая карточка содержит какой-нибудь вопрос или указание на то, что нужно сделать. Многие карточки требуют импровизированных действий.

Карла остановилась на белой площадке. Карточка гласила: «Вы только что получили письмо. О чем в нем говорится?». Я добавила: «Притворись, что ты идешь к своему почтовому ящику за почтой. Когда ты перебираешь письма, ты замечаешь, что одно из них — тебе. Сыграй это так, как если бы это действительно происходило». Карла сообщила мне, что ей не очень-то хочется подниматься с места, но что «в голове» она представит, что забирает почту. Я согласилась. Карла закрыла глаза и посидела тихо; неожиданно она открыла глаза, встала и сказала, что письмо у нее в руке. Я попросила ее прочесть мне адрес. Она повертела «письмо», поднесла его поближе к глазам и сказала: «Это мне. Тут написано: Карла"»),—и она «прочитала» свой адрес. «От кого оно?»,— спросила я. Теперь Карла стала очень оживленной. Она вскричала: «Я знаю. от кого оно! От моего папы!» (недавно отец Карлы переехал в другой штат). «Это здорово,—сказала я.— Ну-ка, быстренько вскрой его! Что в нем говорится?» Карла медленно распечатала письмо. Она вынула воображаемый лист почтовой бумаги и некоторое время молча всматривалась в него. Спустя некоторое время я мягко спросила: «Что там написано, Карла?». Я чувствовала, что Карла переживает что-то глубоко личное, и не хотела бесцеремонно вторгаться в ее мир. Наконец Карла еле слышно ответила: «Дорогая Карла! Я так хотел бы провести Рождество вместе с тобой. Я послал тебе подарок, но, может быть, ты его еще не получила. С любовью, папа». «Ты очень скучаешь по папе, да?»,— спросила я. Карла взглянула на меня и кивнула. Потом прошептала: «Я всё выдумала насчет письма». Я кивнула, и она заплакала.