2. Центральный фактор мышления

Но однако не существует резких демаркационных линий между различными вышеуказанными действиями. Проблема достижения правильных навыков рассуждения была бы много легче, чем она есть, если бы различные виды мышления не смешивались незаметно друг с другом. До сих пор мы, главным образом, рассматривали крайние случаи каждого вида, чтобы выяснить себе поле деятельности. Поступим теперь наоборот и рассмотрим элементарный случай мышления, лежащий между тщательным исследованием очевидного и простым безответственным течением мыслей. Человек гуляет в теплый день. Небо было ясно, когда он наблюдал его в последний раз; но теперь он замечает, хотя и занят другим, что воздух становится прохладнее. Ему приходит в голову, что, вероятно, будет дождь; взглянув вверх, он видит темную тучу, загораживающую солнце, и ускоряет шаги. Что в подобном положении может быть названо мыслью, если только вообще что-либо может? Ни процесс гуляния, ни ощущение холода не есть мысль. Хождение является одним направлением деятельности; глядение и наблюдение — другие виды деятельности. Возможность, что пойдет дождь, является однако чем-то внушенным. Пешеход чувствует холод; он думает об облаках и о надвигающемся дожде.

До сих пор это то же положение, как когда кто-нибудь, глядя на облако, вспоминает человеческую фигуру и лицо. Мышление в обоих случаях (в случае возникновения веры и простой мечты) подразумевает замеченный или воспринятый чувствами факт, за которым следует нечто другое, чего не наблюдали, но что пришло на ум, вызванное виденным предметом. Одно, как мы говорим, напоминает нам о другом. Однако наряду с этим сходным фактором в обоих случаях внушения существует фактор резкого отличия. Мы не верим в существование лица в облаках; мы даже не исследуем возможности, чтобы оно было фактом. Тут нет рефлективного мышления. Но опасность дождя представляется нам, наоборот, настоящей возможностью — возможным фактом, таким же по природе, как и прохлада. Иначе говоря, мы не смотрим на облако как на изображение или обозначение лица, но просто как на вызывающее этот образ; между тем мы считаем, что прохлада может обозначать дождь. В первом случае при виде предмета нам, как говорится, случайно приходит на ум нечто другое; во втором — мы исследуем возможность и природу связи между видимьш объектом и вызываемым им объектом. Видимая вещь рассматривается в некотором роде как причина или основание уверенности в вызываемой (suggested) вещи; она обладает свойством очевидности.