У Насти — тяжелая форма школьного невроза. Невротические симптомы — энурез, легкое заикание. Невротическая симптоматика отмечалась и у отца, страдавшего бронхиальной астмой.

На первом этапе работы родителям был дан ряд конкретных рекомендаций. Поскольку тактика принуждения полностью исчерпала себя, рекомендовалось оставить на некоторое время Настю в покое, не заставляя ее ходить в школу; подготовка уроков — только самостоятельная, помощь — только с ее согласия. Не выслеживать Настю на улице, не вылавливать ее и не тащить на глазах у сверстников домой. Желательно разрешать ей бывать дома с подругами и друзьями. Делать все возможное, чтобы сохранить контакт с дочерью, и главное — не делать того, что может разрушить последнее, что от него осталось.

Работа с Настей проходила в форме еженедельных встреч. Поначалу они не преследовали сколько-нибудь «психологических» целей: консультант не убеждал Настю в пользе учения, не уговаривал не тревожить родителей и вовремя приходить домой, не внушал, что чрезмерно краситься нехорошо... Нельзя повлиять на другого человека и стараться что-то изменить в нем без участия самого этого человека и его готовности к изменению. В этом смысле проблема Насти полярным образом соотносилась с родительской: если те страждали вернуть дочь не только в лоно школы, но и к внутренней позиции школьницы, то Настя всей душой стремилась к обратному — забыть о школе, никогда туда не возвращаться, не знать больше опыта неудач и унижений, не встречаться с «классной»... А чем круче был ее отход от школы, тем теснее — связь с «тусовкой»: в 14—15 лет невозможно оставаться одному, а здесь все были такие же, как и она.

Первые встречи с Настей были заполнены просто разговорами. Говорили преимущественно на темы, которые предлагала она сама. Цель, которая преследовалась на этом этапе работы,— возврат доверия к взрослому человеку. Весь опыт психотравмирующих [229] отношений со взрослыми (учительницей, собственным отцом, родителями сверстников) раскручивался назад, к нулевой черте, откуда начинал строиться на новых, доверительных началах. Главное, что должна была почувствовать Настя,— психологически она принята такой, какая она есть. Допускались самые «эксцентричные» поступки с ее стороны, не скованная никакими ограничениями вербализация прошлых и настоящих действий и поступков. В этих условиях внутреннее отношение, при котором общение со' взрослым рассматривалось как исключительно только опасное, сменилось другим, характеризующимся доверием, даже привязанностью ко взрослому. Одно из самых поразительных явлений — быстрота, с которой установился этот «положительный перенос» на психолога.