Белухин, смущенный, возвратился в колонию и в спальне раскричался. Реябат хохотали, и Митягин говорил:

— Ты что, в адвокаты к деду нанялся? Ты вчера по закону слопал лучший арбуз, чего тебе еще нужно? А мы, может быть и никакого не видели. Какие у тебя доказательства?

Дед ко мне больше не приходил. Но многие признаки показывали, что началась настоящая арбузная вакханалия.

Однажды утром я заглянул в спальню и увидел, что весь пол в спальне завален арбузными корками. Я набросился на дежурного, кого-то наказал, потребовал, чтобы этого больше не было. Действительно, в следующие дни в спальнях было по-обычному чисто.

Тихие, прекрасные летние вечера, полные журчащих бесед, хороших, ласковых настроений и неожиданного звонкого смеха, переходили в прозрачные торжественные ночи.

Над заснувшей колонией бродят сны, запахи сосны и чебреца, птичьи шорохи и отзвуки собачьего лая в каком-то далеком государстве. Я выхожу на крыльцо. Из-за угла показывается дежурный сигналист-сторож, спрашивает, который час. У его ног купается в прохладе и неслышно чапает пятнистый Букет. Можно спокойно идти спать.

Но этот покой прикрывал очень сложные и беспокойные события.

Как-то спросил меня Иван Иванович:

— Это вы распорядились, чтобы лошади свободно гуляли по двору целыми ночами? Их могут покрасть.

Братченко возмутился:

— А что же, лошадям так нельзя уже и свежим воздухом подышать?

Через день спросил Калина Иванович:

— Чего это кони в спальни заглядывают?

— Как «заглядывают»?

— А ты посмотри: как утро, они и стоят под окнами. Чего они там стоят?

Я проверил: действительно, ранним утром все наши лошади и вол Гаврюшка, подаренный нам за ненадобностью и старостью хозяйственной частью наробраза, распологались перед окнами спален в кустах сирени и черемухи и неподвижно стояли часами, очевидно, ожидая какого-то приятного для них события.

В спальне я спросил:

— Чего это лошади в ваши окна заглядывают?