Однако дальнейшее продвижение в каждой из перечисленных областей обнаружило и ряд недостатков, тормозов, ограничений применяемого экспериментального подхода, главным из которых продолжала оставаться оторванность от жизненных реалий и контекстов, тех самых, которые с такой тонкостью описывали в это время писатели или клиницисты-феноменологи. Иначе говоря, разделение двух психологии роковым образом останавливало продвижение и здесь. «Эксперименты в вакууме» — так охарактеризовал современную социальную психологию известный исследователь в этой области Анри Тешфел (СНОСКА: См.: Современная зарубежная социальная психология. М., 1984), подчеркивая их основную черту — оторванность от жизни. Что касается экспериментальной детской психологии, то она, по свидетельству американского психолога Ури Бронфенбреннера, постепенно превратилась в «науку об искусственном поведении детей, помещенных в искусственные ситуации с необычно ведущими себя взрослыми» (СНОСКА: Bronfenbrenner U. Developmental Research, Public Policy and the Ecology of Childhood // Child Devel. 1974. Vol. 45. P. 4).

Явные ограничения обнаружило и патопсихологическое экспериментирование. Как мы говорили, описание личностных особенностей служило здесь в основном лишь фоном, оттеняющим те или иные характеристики интеллектуально-мнестической деятельности больного; что касается попыток перенесения левиновских опытов на изучение патологического материала, то эти попытки, несмотря на смену теоретических позиций, продолжали нести общий для экспериментирования в области личности недостаток — оторванность от реальных смысложизненных контекстов. С особой остротой этот недостаток обнаружился, когда практика поставила перед психологией задачу коррекции мотивационных аномалий, что потребовало перехода от сугубо диагностических задач, от анализа познавательной сферы к анализу конкретных личностных особенностей, к построению новых, более приближенных к жизненной реальности методов исследования.