Это происходит от заучивания непонятного, от навязывания непонятного. Я имею главным образом в виду общепринятое преподавание закона божьего. Не на школьных учителей падает целиком вся вина; она в значительной мере обусловлена вынуждающими или кажущимися таковыми обстоятельствами. Наши дети часто оставляют учение на двенадцатом, десятом и даже девятом году жизни. Их хотят снабдить на дорогу хлебом насущным в надежде (так утешают себя по крайней мере), что жизнь сама внесет требуемую ясность. Большей частью это пустое самоутешение. Дух подобен желудку. Чего он немедленно не начнет переваривать, того он и совсем не переварит, и оно его только расстроит. Поэтому мы твердо придерживаемся нашего правила: ученик должен понимать, чему он учится. Поэтому ясность, четкость и определенность (в смысле полной понятности) являются неотъемлемыми качествами преподавателя, которые он должен доводить до совершенства. Слишком часто у нас путают непонятность с глубиной. Что люди легко постигают, они считают неглубоким. Зато, что туманно и непонятно, они ценят высоко. Примеры повсюду налицо. Мы, начальные учителя, не хотим содействовать этой привычке. Что не может быть сделано достаточно понятным — как общее правило неверно, во всяком случае, не может быть преподнесено учащемуся. Противники этого правила говорят патетически о таинственном. Разумный догадывается, и обычно с полным основанием, о внутренних противоречиях.

Что содержит в себе внутреннее противоречие — они называют глубокомысленным. Пусть учитель продумает следующие положения:

всякое непонятное положение, которое заучивается, вредно;

всякая неизменная догма, не вовлекаемая в поток развивающегося образования, угнетает наш дух;

заставлять учащегося повторять непонятые или непонятные положения является безответственным.

Однако довольно: мавров мы не сможем сделать белыми, но мы будем крепко придерживаться любви к ясному и простому.