Робин. Как видите, теперь мать представляется ребенку ужасной ведьмой, которая может его проглотить.

Джон. Он уже не от ярости задыхается, он просто… перепуган насмерть?

Робин. Из огня да в полымя, точно.

Джон. Наверное, поэтому сказки, захватывающие детей, на редкость «злодейские», из них так и рвутся полчища чудовищных женщин: кварных мачех, безобразных сестер, ведьм и прочей нечисти. Кажется, ни одной нормальной матери поблизости нет.

Отцы, нерешительные, ни на что не годные создания, забились куда-то в угол. Единственные благодетельницы - феи-крестные, они — само совершенство, и всегда тут как тут в нужкый момент, чтобы навести порядок (обеспечить очередное кормление, надо думать).

Робин. Не забудьте про неисчерпаемые возможности проецировать недовольство папочкой на образы людоедов и великанов. Для того, чтобы наладить дела, существуют короли с принцами и волшебники.

Джон. Значит, эти сказки вечно увлекают ребятишек потому, что отвечают пережитым всеми ими не так давно фантазиям и проекциям?

Робин. Да, ведь для младенцев — а дети младшего возраста от них отошли еще недалеко существуют, похоже, только "поляри-зованные" любовь и ненависть. Поставить "границы" в нужном месте между "я" и "не-я", уравновесить себя, частично «выпустив» наружу накатившую ненависть, держа в памяти нежившую в нас незадолго до этого любовь—вот уроки, которые заучивают люди с раннего детского возраста и "потеряют" всю жизнь. Всю жизнь, хотя и в меньшей степени, крайнего накала эмоции заставляют нас пользоваться упомянутым предохранительным клапаном.

Джон, И сказки помогают детям усвоить эти уроки?

Робин. Да. Сказки в действительности поощряют детей проецировать не поддаюпцюся контролю чувства в образы ведьм и людоедов, и если сказку про злодеев ребенку читают любимые мамочка, папочка или еще кто-то из старших, не меньше любимый, ребенок успокаивается: уж взрослые-то знают всему свое место.