Все мы — параноики

Джон. Значит, мы покончили с непроясненными "границами"? Новый этап?

Робин. Не совсем. Этот "параноидный" образ действий невозможен, пока не поставлены какие-то "границы", но он возможен только потому, что "границы" все еще неустойчивы. Ребенку отчасти помогают неустоявшиеся «границы». Он может воспользоваться нечеткостью, неопределенностью своих "пределов", чтобы защитить себя от стресса и боли, если они слишком сильны и он не способен справиться с ними. Это что-то вроде предохранительного клапана. Ребенок дает выход болезненным ощущениям, когда переполнен ими. Механизм важно рассмот-реть, потому что он в некоторой степени объясняет отличие взрослого от ребенка, а также характеризует поведение, получив-шее специальное наименование - "параноидного".

Джон. Это когда — "не иду на регби, ведь нападающие там

собираются в кучку, чтобы сплетничать обо мне?"

Робин. Да, мотив тот самый. Крайний случай такого поведения— клиническая паранойя, а в обиходе "мания преследования". В повседневной жизни этот механизм лежит в основе целого ряда проблем, возникающих оттого, что люди "облегчают" себе жизнь, обвиняя других.

Джон. Почему этот механизм так важен для ребенка на ранней ступени, развития?

Робин. Считается, что на этой ранней ступени жизни, когда мозг еще не полностью снабжен "проводкой", ребенок обостреннейшим образом переживает эмоции, потому что они пока не связаны с памятью, не соединены в целое, не уравновешивают одна другую.

Джон, Как не понять, что эмоции младенцу — острый нож. Сил же нет слушать, когда он верещит, бедняжка!

Робин. Да. Жизнь рай после того, как покормили, и адские муки, если с очередным кормлением запаздывают. Очевидно, когда страдания уже невыносимы, ребенок находит выход—он может установить подвижные на этой ранней ступени "границы" таким образом, что подавляющие его эмоции окажутся будто бы вне, а не внутри них. Будут "не-я" вместо "я".