Джон. Откуда же тогда представление о "лишней" строгости?

Робин. От родительского лишнего беспокойства, что из-за "лишней строгости" они потеряют любовь детей. А дети чувствуют родительское настроение и все принимают за чистую монету: если родители казнятся, значит, не без причины, значит, "виноваты" —не в меру строги!

Джон. Но детям доступны только родительские "мерки".

Робин. Да, и обнаружив, что родители боятся быть обвиненными в излишней строгости, дети учатся играть на родительском чувстве вины в своих интересах.

Джон. Ясно. О'кей, посмотрим, как все уложилось у меня в голове. Детям необходимы четко обозначенные "границы". Необходимы для того, чтобы, во-первых, научились приспосабли-ваться к окружающим, во-вторых, чтобы не тревожились неизвестностью, "не зная, как далеко зашли", в-третьих, чтобы смогли, желательно пока еще "ходунки", испытать в "контролируемых условиях" самые разрушительные эмоции "до предела" и таким образом осознать их, научиться владеть ими.

Робин. Что ж, неплохо усвоили.

Джон. Но вот чего я не понимаю. Ребенок не должен быть "слишком хорошим" так? И если настоящая строгость, уравновешенная любовью, не сделает из ребенка тихоню, который и мухи не обидит, на чем же тогда тихони "замешены"?

Робин. Кроткими, робкими дети обычно вырастают, постоянно испытывая сильное давление со стороны родителей, приспосабливающих их к своим меркам. Но тут дело не в твердости, тут подключено чувство вины: дети растут... "замешанными в преступлении". Такие родители не говорят: "не делай этого - я рассержусь". Не грозят оставить без сладкого или немедленно отправить спать. Они говорят "не делай этого — я очень расстроюсь".

Джон. "У папы будет сердечный приступ... мама умрет с горя...свету конец"