Робин. Верно. Страшно обнаружить, что между ним и мамой—провал, ну, представьте: вы одной ногой в лодке, а другой все еще на берегу. Конечно, в этот период зарождается и привязан-ность — стремление быть рядом с мамой, не оставаться без нее. Почему и такое удовольствие от игры в "ку-ку".

Джон. Мама тут и вдруг ее нет! Подступает страх - но она появляется. Страх позабыт - довольное гуканье.

Робин. И смех. А смех обычно указывает на то, что болезненное напряжение отпустило.

Джон. Но ребенок растет - уровень тревоги снижается?

Робин. Да, потому что он учится сам делать то, что раньше для него делала мама.

Джон. Его тревога из-за разлуки с матерью, грубо говоря, пропорциональна его зависимости от матери?

Робин. Ну, скажем, чем больше он способен позаботиться о себе, тем меньше причин для тревоги.

Джон. "Позаботиться о себе" в практическом смысле? Или речь об эмоциональном равновесии?

Робин. Имеется в виду и то, и другое. Ребенок должен научиться сам застегивать пуговицы на своей одежде, сам держать ложку, но также — "держать равновесие", "обеспечивать" себя уверенностью.

Джон. Иными словами, должен научиться успокаивать себя, что все будет хорошо, что он сумеет сделать то-то и то-то, если действительно постарается? Ну, как тениисисгы успокаивают себя в ответственные моменты: "Давай, парень, ты же можешь".

Робин. Да, ребенок со временем научится подбадривать себя.

Джон. Но до тех пор каждая разлука с матерью будет наполнять его страхом?

Робин. В общем, так, но, к счастью, у ребенка присутствует и врожденное стремление исследовать окружающий мир, оторвав-шись от матери. Поэтому месяцам к девяти ребенок начинает ползать "в разведку" с большим удовольствием, при условии, что для него есть любовь, есть эмоциональная поддержка, обеспечи-вающие отвагой в коротеньких самостоятельных "вылазках".