Странный прыжок

...Был теплый мартовский день, налетал шалый ветерок, отовсюду текло и капало. Мы встретились, как обычно, у ворот дворика дома № 6, в Телеграфном,— отсюда начинался наш традиционный маршрут: за угол, по Сверчкову, Потаповскому и на Чистые.

Но на этот раз он не пошел, а встал на месте, неподвижно опустив руки.

— Кстонов, слушай. Можно, я спрошу тебя?.. Кетоновым он назвал меня в первый раз.

— Ну.

— Ты скажи... Ты знаешь, зачем ты живешь?

— Чего-чего?

— Зачем ты живешь?

— Ты что, охренел?

— Зачем ты живешь?

— Да чего ты?.. Ну, чтобы стать... Чтобы было весело... Тьфу, да чё ты пристал?.. А ты знаешь?

— Не знаю.

— Ну и...

— Я всегда думал, что знаю. Потерял.

— Ну ты вообще... Ты даешь. А моя Катька вот знает. (Так звали мою тогдашнюю кошку.) Чтобы лопать сырую рыбу. Чтобы гулять, хе-хе, чтобы котята были. Мурлыкать чтобы. А ты не знаешь, хе...

— Я не знаю.

— Ну ты...

Я вдруг осекся. Глаза Академика со страшной силой упирались в меня и светились отчаянием

— Клячко,— я попытался взять его за рукав, но рука моя как-то сама собой отошла обратно,—слышь... Пошли. Пошли попиликаем. (То есть на нашем языке поиграем в Пи-футбол или еще как-нибудь поразвлекаемся.) А?.. Опять бабка спать не дала?

«Ничейная бабуся» уже второй месяц была очень плоха, и по ночам кричала на одной ноте.

— Она вчера умерла.

Повернулся и побежал. Перед поворотом за угол переулка споткнулся, но не упал, а подлетел как-то вверх, вскинув руки с растопыренными пальцами, и в этом странном прыжке исчез за углом.

С месяц после того мы еще виделись и разговаривали как обычно, но обоим было до головной боли ясно, что этому уже не продолжиться. Что-то между нами разрушилось.

...Пропал внезапно, без подготовки. Утром мать нашла на столе записку:

До свидания. не ищите. я вас люблю. я не...

Дальше что-то зачеркнутое.

Исчез в домашней одежде, ничего с собою не взяв. Обнаружили потом, что куда-то девалась всегда бывшая среди немногих его личных книг «Карта звездного неба» и последняя из объемных моделей Энома.