Из лагеря он сбежал на восьмые сутки. Не понравился вожатому, не понравился всем или только двоим-троим... Два дня пропадал без вести — заплутался где-то, ночевал на автобусной остановке. Когда вернулся, грязный, измотанный, на себя не похожий, был тут же выпорот отцом и заболел воспалением легких.

Три года лечения насмарку.

— Вы все правильно советовали, доктор, но так нехорошо вышло.

— Да, я советовал правильно, но лучше бы я дал неверный совет. Я поддался гипнозу своего опыта и пренебрег вашей интуицией; я прав в девяти случаях из десяти или в девяноста из ста— а вы правы в своем. Теперь я опять знаю, что ничего не знаю.

Ничего этого я не сказал...

Подожди, красный свет

Вчера вечером, выходя из диспансера, встретил Ксюшу С. Вел ее с пяти лет до одиннадцати — некоторые странности, постепенно смягчившиеся. (Мать лечилась у меня тоже.)

Года три не появлялась. Бывший бесцветный воробышек оказался натуральной блондинкой, с меня ростом.

— Здрасте.

— Ксюша?.. Привет. Кстати, сколько сейчас... Мои стали.

— Двадцать две девятого.

— Попробовать подзавести... А где предки?

— Дома. Опять дерутся из-за моего воспитания.

— А что же не разняла?

— Надоело.

— Понятно. Ну пошли, проводишь? Мне в магазин. Ты сюда случайно забрела?

— Угу.

— Подожди, красный свет... А помнишь, кукла у( тебя была... Танька, кажется?

— Сонька.

— Мы еще воевали, чтобы тебе в школу ее разрешили...

— Я и сейчас еще. Иногда...

— Жива, значит, старушка. Заслуженная артистка.

— Уже без рук, с одной ногой только. И почернела. Я ее крашу... Хной.

Плачет.

— Ксюша. Ну расскажи.

— Ничего... Ничего не понимаю... Школу прогуливаю... Не могу... Развелись, а все равно еще хуже, никогда не разъедутся... Каждый день лаются. Мама кричит, что положит в больницу или сама ляжет. Папа сказал, что я расту... таким словом прямо и сказал, а у меня один Сашка, они его и не видели... Мы с ним только в лагере, и не целовались, и ничего... Только письмо одно написал и звонил два раза, один раз папа подошел, а другой мама, и не позвала... А другие звонки — парни какие-то и девчонки, доводят... Один раз отец подошел, а они: «Ваша Ксения... в воскресенье». Трубку бросил, смотрел страшно, а потом как заорет. И слово это самое повторил... И ударить хотел... А в другой раз сама подошла, и как закричит кто-то: «Ча-а-ай-ник!» — и трубку повесили. Я знаю, это Архимов, из нашего дома, ему уже восемнадцать, он мне два раза уже... Один раз из лифта не выпускал. «Ты, сказал, уже раскупоренная бутылочка, по тебе видно...» А что видно?! Что? Что?