Назову еще один пример — Ифигения из одноименной драмы Расина. Драматург может сколько угодно убеждать нас, что Ифигения с глубочайшей любовью и с необыкновенно развитым чувством долга относится к своему отцу, но психологически невозможно себе представить, чтобы девушка, которая по приказу отца должна быть зарезана на алтаре одного из богов, могла говорить (с. 180):

Отец, предательства не бойся;

Ты повелишь, и буду я послушна.

Жизнь моя принадлежит тебе. И если смерть

Избрать должна я, то достаточно тебе

лишь приказать. Спокойно и с удовлетворением во взоре,

Как было, когда меня соединял с супругом ты,

Я положу главу на камень жертвенный

И не испугаюсь, когда Калхаса меч ее отрубит.

Я буду благодарна за удар,

ведь нанесут его по твоему веленью.

И так исполнится мое предназначенье.

Когда читаешь эти слова, понимаешь, что драматург изображает не живого человека, а опять же принцип, принцип безоговорочного повиновения детей отцам, проповедовавшийся в древности. Прообразом Ифигении Расина служит Ифигения Еврипида. У Еврипида Ифигения произносит такие же высокопарные и психологически неправдоподобные слова, но они здесь в меньшей мере откосятся к отцу, они обращены прежде всего к богам и к родине — Элладе (с. 187):

Ради отечества и всей Эллады

Себя готовно в жертву приношу. Пусть поведут меня

к богини алтарю и там как жертвенного агнца

Заколют. Ибо того потребовали боги.