1.      подлинный, осознанный и последовательный гуманизм, проявляющийся в базовых ценностях, в отстаиваемом «образе человека», в понимании целей и основных ориентиров психологической работы, в применяемых средствах;

2.      содержательная реализация гуманитарной методологии, антитехнократизм и антиредукционизм;

3.      фундаментальность и разносторонность подхода, включающего согласованные и взаимосвязанные философскую базу, психологическую теорию и психотерапевтическую практику;

4.      богатая, гибкая и эффективная система психологической (терапевтической) помощи человеку в совладании с самыми сложными и драматичными проблемами его бытия;

5.      уважительность и ответственность в отношении клиента, открытость, рефлексивность и критичность собственной позиции.

Мне в подходе Дж. Бюджентала близко очень многое, почти все... Но, возможно, самое ценное для меня заключено в последнем пункте. Бюджентал проявляет подлинное уважение к природе человеческой, осознание бесконечности и принципиальной неисчерпаемости глубин его души и, соответственно, – готовность к деликатности и осторожности, когда дело доходит до влияния на человека, вмешательства в его жизнь.

Это очень честная и ответственная позиция. Но, к сожалению, – не слишком, на мой взгляд, популярная среди современных психологов (особенно среди тех, кто считает себя учеными), «уже все про человека понявших».

Позволю себе здесь упомянуть одну историю, которую я недавно узнал благодаря блестящему знатоку итальянской культуры и известному эксперту по «историческим технологиям» Валерию Платоновичу Голикову. Вкратце суть состоит в том, что один из виднейших специалистов по итальянской настенной живописи несколько лет назад взялся за реставрацию знаменитой фрески Микеланджело «Страшный суд» из Сикстинской капеллы. Имея в своем распоряжении лучших профессионалов-реставраторов, самую современную технику, он с сотрудниками на протяжении нескольких лет проделал огромную работу и, казалось, узнал все, что только можно было, о Микеланджело, его живописной технике и конкретно о данном произведении. Однако, в тот момент, когда после многолетней и тщательной подготовки он должен был, наконец, приступить непосредственно к реставрации, то есть к «вмешательству в жизнь» картины (пусть и частично разрушенной), – он долго не мог начать это делать, испытывая благоговение перед величием и тайной мастера и его шедевра, опасаясь нарушить целостность и гармонию творения автора. Потребовалось несколько попыток, прежде чем реставрация началась, и через некоторое время «Страшный суд» снова предстал во всей красе...