Как работает этот процесс изменений, можно увидеть на следующем примере. Отец трехлетней Сары описывал ее следующим образом: «Мы боимся оставить ее одну хоть на минуту – обязательно что-нибудь будет сломано. Она все разбрасывает, рисует на стенах. Ей просто нельзя доверять». В игровой терапии, по мере того, как Сара ощущала со стороны терапевта постоянное принятие своих настойчивых требований, своего «детского» поведения (сосание из бутылочки и т. д.) и своей потребности творить беспорядок, она стала менее требовательной и гораздо более приятной. Некоторые ее проявления привели к установлению терапевтических отношений, тем самым дав ей возможность научиться контролировать тот жуткий беспорядок, который она устраивала в ванной во время купания и убирать который было задачей отца. По мере того, как Сара стала демонстрировать больший самоконтроль, отец стал лучше относиться к ней и проявлять желание поиграть с ней. Им стало нравиться проводить время вместе, Сара почувствовала себя принятой.

Сара не пыталась больше ущипнуть своего пятимесячного братика или причинить ему боль, она стала больше играть сама и слова матери: «Она не ходит за мной без конца и не ноет»,– означали, что мама в отношениях с Сарой стала менее напряженной, более уверенной, охотнее откликалась на ее просьбы и могла уже сказать: «Моя любимая малышка опять вернулась ко мне». При этом ни один из родителей не получал терапию, и о том, что Сара делала в игровой комнате, им не рассказывали. Как видно из этого случая, дети не только могут меняться, но и действительно меняются без какой-либо параллельной терапевтической работы с родителями.