Генри комментирует:

"Неудача Бориса дает возможность Пегги преуспеть; его беда - повод для ее радости. Это общепринятое положение в современных американских начальных школах. Для индейцев зуни, хопи или дакота выступление Пегги показалось бы невероятно жестоким, ибо соперничество, достижение успеха благодаря чьей-то неудаче есть форма пытки, чуждой этим культурам.

Если рассмотреть это с точки зрения Бориса, кошмар у доски был, вероятно, уроком по самообладанию - не выбежать с криком из класса под ужасным общественным давлением. Такие переживания вынуждают каждого человека, воспитанного в нашей культуре, снова и снова,, из ночи в ночь, даже на вершине успеха, видеть сны не об успехе, а о неудаче. В школе внешний кошмар интернализирован. Борис научился не только арифметике -он научился необходимости кошмара. Чтобы преуспеть в нашей культуре, нужно научиться видеть сны о неудаче".

Генри заявляет, что на практике образование всегда было орудием не освобождения человеческого разума и духа, но их связывания. Мы думаем, что нам нужны творческие дети, но что мы хотим, чтобы они творили?

"Если бы в течение всех лет в школе детей вынуждали ставить под вопрос десять заповедей, святость религии откровения, основы патриотизма, мотив выгоды, двухпартийную систему, законы о кровосмешении и тому подобное..." было бы такое творчество, что общество не знало бы, куда деваться.

Дети не отказываются с легкостью от врожденного воображения, любопытства и мечтательности. Вам приходится их любить для того, чтобы заставить их это сделать. Любовь -путь через вседозволенность к дисциплине, а через дисциплину, слишком часто -к отказу от "я".

Школа должна вызвать у детей желание думать так, как школа желает, чтобы они думали. "Мы видим, говорит Генри об американских детских садах и начальных школах, душераздирающую капитуляцию детей".

В мире самое трудное - увидеть подобные вещи в своей собственной культуре.