Будучи взрослыми, мы забываем большую часть нашего .детства -не только его содержание, но и его вкус; будучи 'людьми, живущими в этом мире, мы едва ли знаем о существовании внутреннего мира - мы едва ли вспоминаем свои сны, а когда это делаем, их почти не осмысливаем;

что же касается наших тел, то мы сохраняем лишь определенное количество ощущений для того, чтобы координировать свои движения и удовлетворять минимальным требованиям биосоциального выживания - отмечать усталость и сигналы тела на потребность в пище, сексе, необходимых выделениях и сне; кроме этого, очень мало или вообще ничего. Наша способность мыслить, исключая служение тому, в чем мы с опасностью для себя заблуждаемся, есть наше своекорыстие, а при приспособлении к здравому смыслу она до прискорбного ограничена; даже наши способности видеть, слышать, осязать, обонять и ощущать вкус настолько скрыты саваном мистификации, что жесткий порядок неузнавания необходим для любого, до тех пор пока он не сможет начать свежо переживать мир - с Невинностью, подлинностью и любовью.

А непосредственное переживание (в противоположность вере в них -демонов, духов. Властей, Сил, Господств, Серафимов и Херувимов, Света) даже еще более удалено. В то время как области переживания становятся все более отчужденными от нас, нам нужна все большая и большая духовная открытость хотя бы для того, чтобы признать их существование.

Многие из нас не знают или даже не верят, что каждую ночь мы входим в такие области реальности, в которых забываем нашу жизнь наяву точно так же, как забываем свои сны, пробуждаясь. Не все психологи считают фантазию модальностью переживания [27] и, так сказать, контрапунктическим переплетением различных видов переживания. Многие, кому известны фантазии, считают, что фантазия находится за той границей, которую достигает переживание при "нормальных" обстоятельствах. Дальше расположены лишь "патологические" зоны галлюцинаций, фантасмагорических миражей и маний.