Независимость от болезни

Когда мы освобождаемся от напряжения и жужжания думающего разума, от тирании, беспокойства и бесконечных требований витального разума, от тупости и страхов разума физического, мы начинаем понимать, что такое тело, не изнуряемое всеми этими пороками, мы начинаем ценить его и открываем, что это изумительное орудие – податливое, выносливое, полное неиссякаемой доброй воли. Из всех орудий оно является наименее понятным и с ним хуже всего обращаются. Вновь обретя изначальную чистоту всего существа, можно увидеть, что тело никогда не болеет, а только изнашивается; но даже изнашивание тела, по-видимому, не является неизбежным, как это станет ясным в супраментальной йоге. Это не тело болеет, это ослабевает сознание. По мере нашего продвижения в йоге мы замечаем, что каждый раз, когда мы заболеваем или становимся жертвами нашего «несчастного случая», это всегда результат недостаточности сознания, неправильной позиции или душевного хаоса. Эти наблюдения становятся все более захватывающими: как только мы вступаем на путь йоги, что-то в нас становится бдительным, постоянно указывая нам на ошибки и, более того, ясно показывая нам действительную причину всего, что случается с нами, как если бы «кто-то» принял наши поиски всерьез. Словом, все предстает перед нами как в ярком дневном свете. И все чаще и чаще мы замечаем – и порой с изумлением – строгую зависимость между нашим внутренним состоянием и внешними обстоятельствами (болезнями, например, или «несчастными случаями»), как будто жизнь разворачивается не извне внутрь нас, а изнутри наружу, как будто внутреннее определяет внешнее вплоть до самых незначительных обстоятельств – на самом деле нет уже ничего незначительного, вся повседневная жизнь представляется нам неким сплетением символов, которые ждут, чтобы их распознали. Все взаимосвязано, весь мир – это чудо. Полагать, что жить духовной жизнью значит иметь видения и воспринимать разные сверхъестественные феномены – это ребячество: Божественное ближе к нам, чем мы думаем, это «чудо» гораздо менее помпезно, но зато оно более глубокое и всеохватывающее, чем все эти примитивные фантазии. Когда мы распознаем один из тех неприметных символов, что проходят перед нашими глазами, или различаем ту едва ощутимую связь, которой держится все в этом мире, мы ближе к великому Чуду, чем если бы на нас низошла манна небесная. Ибо чудо, наверное, состоит в том, что Божественное – тоже естественно. Но мы не умеем смотреть.