Говоря упрощенно, при рождении и даже во чреве ребенок получает определенное количество посланий: ему передают фамилию и имя, ожидание ролей, которые ему придется играть или же избегать. Эти ролевые ожидания могут быть позитивными и/или негативными. На ребенка может проецироваться, например, идея о том, что он — «копия дедушкиного брата Жюля», и все вокруг начинают думать, что он будет авантюристом, «недобропорядочным гражданином», как и дед. Из ребенка сделают козла отпущения, на него «наденут одежду покойного», которого ему предстоит замещать. Как феи вокруг колыбели Спящей Красавицы, ему много всего предскажут — предписания, сценарии, будущее. Это будет сказано явно или останется невысказанным и будет подразумеваться «по умолчанию» и храниться в строгой тайне. Однако явные или неявные ожидания будут «программировать» ребенка.

Затем семья и окружение начнут вводить эту программу в психику ребенка: его жизнь и смерть, брак или безбрачие, профессия или призвание, будущее станут, таким образом, производной от всего семейного контекста— высказанного и невысказанного.

Эта область мало изучена. Каждый терапевт сам разрабатывает собственную концепцию в зависимости от школы, к которой принадлежит.

Однако точно известно, что исследованиями Жозефины Хилгард доказана статистическая значимость синдрома годовщины. Существуют клинические подтверждения синхронности дат рождений и смертей, значимой во многих семьях, и, конечно, повторения ситуаций в семье из поколения в поколение.

Одно представляется более чем вероятным — это то, что мы находимся в области истоков, которую в терминах психоанализа можно было бы назвать областью основополагающего забвения субъекта.

Для большей ясности обратимся к случаю, на который ссылается психоаналитик Сильвана Олиндо Вебер, чьи исследования посвящены изучению соматизации, т. е. «роли, которую бессознательная сфера заставляет играть тело» (СНОСКА: Olmdo-Weber S et Mazeran V (1991), «А ГёсоШе du corps souffrant» in Journal des Psychologies, sept 1991). Она рассказывает историю женщины, у которой четвертый ребенок, мальчик, каждую ночь просыпался с плачем. Во время лечения пациентка вспомнила, что однажды ночью умер ее двухлетний младший брат — «внезапной смертью грудного младенца». Тот же печальный конец постиг двух других братьев.