Само появление учителя на социальной арене стало знаком того, что родители не все могут, а, значит, их могущество ограничено. Но родителям первоначально это ничем не угрожало, потому что всегда существовало знание, выходящее за пределы обыденных нужд индивида (оно есть и сейчас). Такое знание было окутано тайной и могло передаваться только лично — из рук учителя в руки ученика. Вот в этот момент, теоретически, и возникает необходимость в учителе — как в древние времена, так и сейчас.

Что же такое личностная передача знания? Учащиеся в школе всегда чувствуют, какой учитель преподает личностно, а какой — безлично. Причем это не зависит от предмета. Личностно можно преподавать кройку и шитье, и безлично — литературу и историю. Ведь тайна может содержаться в любом предмете, и единственным условием ее передачи ученику является благоговение перед нею самого учителя.

Вспомним корифеев науки. Они всегда называли своими учителями одного-двух человек, а не тот десяток-другой профессоров, у которых они «проходили курс». Они учились не у «Оксфорда» или у «Кембриджа», а у имярек. Иногда учитель отделен от ученика вообще столетиями, однако субъективно ученик связан с ним теснее, нежели с современниками.

И эти учителя не нуждаются в страхе учеников перед собой и, естественно, не выдвигают требований «уважения своего статуса».

«Все это не очень похоже на то, что происходит в современной школе», — скажет читатель. Но дело в том, что возникновение учительства как профессии и учителя как носителя личностного знания еще не означает необходимости в появлении школы как особого социального организма.

Какие же социальные потребности удовлетворяет сам факт появления школы? Исторически школа возникает в тот момент, когда у общества появляются специфические требования к части молодого поколения, которые не могут быть переданы через семью, общину или индивидуальное обучение. Обучению в этом случае подвергаются те группы молодежи, которым предначертано выполнение в обществе особых ролей (монахи, военные, чиновники и т.п.)