Недавно мне пришлось демонстрировать на лекции 13-летнего юношу Додика из рабочей семьи, который ушел из дому и отсутствовал три года. Эти годы он провел, как потом выяснилось, в цыганском таборе, наслаждаясь их бродячей жизнью. Из дальнейших расспросов родителей выяснилось, что Додик начал проявлять свою страсть с пяти лет; сначала это были сравнительно невинные отлучки из дому на 1—2 часа, причем они варьировались спрятанием в погребе, сарае, на чердаке. Далее длительность этих отлучек, а также их частота стали значительно расти, и к семи годам он начал проявлять типичное бродяжничество, продолжавшееся каждый раз по нескольку дней. Домой он возвращался не по собственной инициативе, обыкновенно его доставляли или милиция, или случайные люди, которые выпытывали у него адрес родителей. В последний свой побег в возрасте 10 лет он попал к цыганам, о жизни среди которых рассказывал настолько фантастические вещи, что верить им нельзя. По выяснении всех данных его развития при тщательном обследовании и длительном наблюдении мы констатировали в этом случае истеро-эпилептический характер с болезненным влечением к бродяжничеству. В течение текущего года он, окруженный лечебно-педагогическим режимом и перевоспитываемый преимущественно методом активирования, пока не убегал (СНОСКА: Имеется в виду активизация целеустремленных действий).

Страсть к бродяжничеству развивается иногда в раннем детстве. Часто она начинается с того, что ребенок неоднократно после конца уроков не возвращается домой и до ночи где-нибудь бродит. Девочка, поступившая в специальное учреждение, в течение четырех месяцев может казаться вполне довольной и счастливой в окружающей ее обстановке, никто ничего не подозревает, и вдруг в одно прекрасное утро совершенно неожиданно для всего персонала и детского коллектива она исчезает.

В больших городах дети скрываются в кварталах, где их часто нельзя найти неделями, так как они прекрасно умеют прятаться, присоединяясь к шайкам других детей. Они живут милостыней, мелкими услугами и воровством; иногда совершают более далекие экскурсии по железной дороге, пароходом или проходя значительные расстояния пешком. Следует различать психопатическое бродяжничество от влечения кочевничествовать, которое руководит странствованиями эпилептиков и истериков помимо их сознания. Страсть к бродяжничеству опасна потому, что не позволяет невропсихопату нигде остановиться, ни на службе, ни в семье. Он переходит с места на место. Правда, иногда с полгода он остается на одном месте, потом эта страсть опять пробуждается, и он снова пускается в путь, причем куда—он сам не знает. Он должен бродяжничать, так как не может иначе. Нет места на земле, которое могло бы его удержать; нет той любви, которая могла бы его привязать; никакое наказание не помешает прорваться его страсти. Неизбежно приводит эта страсть к переходу с места на место, к уличному бродяжничеству со всеми сопутствующими ему явлениями—нищенством, кражами, ночлегом на улице и т. п. Существуют, однако, такие подростки, у которых бродяжничество случайно вошло в привычку при отсутствии болезненного предрасположения. К ним относятся дети, рано познакомившиеся с уличной жизнью.