Максим — Может быть, это слишком сильно сказано, но он сознает трагичность бытия.

Кэрол — То есть он сознает страдание. Насколько это важно для вас – видеть страдание? Находите ли вы ценной эту способность воспринимать страдание?

Максим — Да, нахожу. Страдания окружающих меня людей, их болезни и смерть – все это я воспринимаю очень близко к сердцу. С другой стороны, страдание дает понимание.

Кэрол — Не возникает ли у вас, когда вы находитесь в этой части, глубокое чувство связи с другими людьми?

Максим — В общем-то да.

Кэрол — В сущности, это уже не пассивность.

Максим — В этом смысле – да.

Кэрол — Это активность. И эту активность нужно не отвергать, а поддерживать и привносить в свою жизнь. Таким образом, активны обе части, и между этими двумя формами активности может установиться замечательное равновесие. Но чтобы это стало возможным, необходимо прочно утвердиться в центре.

Я хотела бы знать, все ли из вас переживали это центральное место как обособленное и отделенное от остальных частей, как место ясности и тишины, или же пребывание в центре переживалось вами как-то иначе?

Сергей — По-моему, центральная позиция нейтральна.

Оксана — Если бы она не была нейтральной, это была бы еще одна субличность.

Егор — А я испытывал в центре очень эмоциональные переживания.

Кэрол — Я спрашиваю об этом потому, что очень часто люди путают центр со своей критической частью, критикующей все остальные части. Не могли бы вы, Егор, поделиться с нами теми чувствами, которые вы испытывали в центре?

Егор — Попадая в центр, я всякий раз начинал нервничать: какую же из субличностей мне выбрать или как их совместить. Ведь речь идет, в общем-то, не только о сексуальности в узком смысле, как это могло показаться вчера. Одна субличность – работающая, созидающая; а вторая – воплощает собой обычную лень, сибаритство, тягу к удовольствиям, к комфорту. И поэтому находясь в средней части я нервничал, пытаясь разрешить эту проблему.