Итак, судебно-психологический анализ социальнопсихического моратория Гитлера не позволяет получить сколько-нибудь конкретных результатов. Ясным остается лишь то, что ряд кризисов идентификации не позволил ему успешно идентифицировать себя, и результатом венского периода становления явилась лишь выработка защитных механизмов, обусловленных страхом. С тем большей силой вторглась в психический вакуум Гитлера первая мировая война, ставшая господствующим фактором запечатления и "главным воспитательным переживанием" его жизни. Война сыграла роль пускового механизма для позднего процесса созревания, и из "аморфного" образа Гитлера начали проступать зримые контуры личности. При этом мы не располагаем какими-либо фактами, свидетельствующими о проявлениях склонности Гитлера к жестокости. В период, непосредственно следующий за окончанием войны, в жизни Гитлера не произошло события, которое можно было бы назвать явным "политически пробуждающим переживанием" и поэтому сложно указать точный момент начала его политической карьеры. Возможно, это произошло, когда он внезапно открыл в себе дар политического оратора: такое событие вывело его из длительного кризиса самооценки и послужило началом "прорыва к себе". Собственно момент завершения персонализации Гитлера приходится на период его заключения в ландсбергекой крепости, после которого он решительно и окончательно вступил на политическую сцену. Ганс-Юрген Айтнер считает, что в изменении политического сознания Гитлера тюремное заключение выполнило функцию пускового механизма - сыграло роль библейского "переживания Иордани".

В процессе длительной социализации среднего нормального гражданина всегда происходит формирование так называемого "структурного барьера", который препятствует осуществлению опасных агрессивных действий под влиянием сильных эмоций. К концу первой мировой войны такой барьер сохранился у Гитлера практически в полной неприкосновенности. Прогрессирующая деформация структурного барьера проявилась лишь в момент начала его политической деятельности, о чем свидетельствует беседа Гитлера с генералполковником фон Зеектом в баварском военном министерстве, где Гитлер, в частности, заявил растерявшемуся генералу: "Мы, национал-социалисты, видим свою задачу в том, чтобы марксисты и пораженцы, сидящие в теперешнем правительстве, попали туда, куда следует - на фонари". Однако последние механизмы торможения отказали только после прихода к власти. Резня главарей СА в "ночь длинных ножей" 1934 года, убийство мешавших ему генералов фон Бредова и фон Шлейхера, приказ об "эвтаназии" душевнобольных в 1939 году, и, наконец, приказ об истреблении миллионов евреев и бесчеловечный "приказ Нерон" в 1945 году, показывают, что сужение структурного барьера у Гитлера приняло характер "распада нормативной субстанции подобно тому, как это происходит у массовых убийц".