Без сомнения, страх перед вагиной зачастую скрывается за страхом перед отцом, который также имеет место; или, на языке бессознательного, за страхом пениса в вагине женщины.

Тому есть две причины. Во-первых, как я уже говорила, мужское самолюбие оказывается таким образом менее уязвленным, а во-вторых, страх перед отцом по своему качеству более понятен, не столь иррационален. Мы можем сравнить это со страхом перед реальным врагом и страхом перед привидениями. Поэтому выдвижение на передний план тревожности, связанной с кастрирующим отцом, является тенденциозным, как показал, например, Гроддек в анализе сосания пальца в “Растрепе”: палец отрезает мужчина, но угрозу произносит мать, а инструмент, с помощью которого она осуществляется, – ножницы – женский символ.

Исходя из всего вышесказанного, я считаю вполне вероятным, что мужской страх перед женщиной (матерью) или женскими гениталиями более глубоко укоренен, более значим и обычно более энергично вытесняется, чем страх перед мужчиной (отцом), и что стремление обнаружить пенис у женщины представляет собой прежде всего судорожную попытку отрицать существование зловещих женских гениталий.

Существует ли какое-нибудь онтогенетическое объяснение этой тревожности? Не является ли она (у человека) неотъемлемой частью мужской сущности и мужского поведения? Имеет ли какое-нибудь отношение к этому летаргия или даже смерть после совокупления, которые часто наблюдаются у самцов животных? Не связаны ли любовь и смерть у мужчин теснее, чем у женщин, для которых соитие – потенциальное создание новой жизни? Не испытывает ли мужчина наряду с желанием завоевать тайного стремления прекратить существование в акте воссоединения с женщиной (матерью)? Не это ли желание лежит в основе “влечения к смерти”? А может быть, это воля к жизни реагирует тревогой на такое желание?

Пытаясь понять эту тревожность в психологических и онтогенетических терминах, мы оказываемся в растерянности, если придерживаемся позиции Фрейда, будто основное различие между инфантильной и взрослой сексуальностью заключается именно в том, что ребенок еще “не открыл” вагину. В соответствии с этим взглядом мы не можем говорить о примате гениталий; скорее мы должны назвать это приматом фаллоса. Следовательно, период инфантильной генитальной организации правильнее именовать “фаллической фазой”. Множество высказываний, отмеченных у мальчиков в этот период жизни, не оставляет сомнений в справедливости наблюдений, на которых основана теория Фрейда. Но если мы вглядимся более пристально в главные характеристики этой фазы, нам придется поневоле задать вопрос, Действительно ли описание Фрейда является исчерпывающим для инфантильной генитальности как таковой во всех ее специфических проявлениях или же оно приложимо лишь к ее сравнительно поздней стадии. Фрейд утверждает, что для мальчика характерно сосредоточение интереса, в отчетливо нарциссической форме, на его собственном пенисе: “Движущая сила, которую эта часть мужского тела будет генерировать позднее в пубертате, в детстве выражается в основном в стремлении исследовать вещи – в сексуальном любопытстве”. Весьма важную роль играют вопросы о наличии и размерах фаллоса у других живых существ.