Такое абстрагирование естественно еще и потому, что образ – первичный или вторичный – как собственно психическая структура вообще не является предметом логического исследования. Но тем самым из логики выпадает и вопрос о том, является ли более высокий ранг общности внутренней структурной единицы суждения (по сравнению с самим суждением) результатом того, что эта единица представляет более общую, чем суждение, мыслительную, логическую форму, или выражением принадлежности этой структурной единицы к более общим психическим познавательным процессам, выходящим уже за рамки мысли (как это было бы в том случае, если такой структурной единицей суждения на более элементарных уровнях организации мысли является образ).

Когда ребенок преддошкольного возраста формулирует свои первые суждения такого, например, типа, как "лампа горит", "собака лает" или "человек бежит", то вряд ли есть сколько-нибудь серьезные основания утверждать, что элементы этих суждений – их субъекты и предикаты, скрывающиеся за соответствующими словесными именами, выражают собою понятийные обобщения ("лампа", "собака" или "человек"). Не требуется никаких приемов психологического экспериментирования и теоретической интерпретации, чтобы увидеть и заключить, что за соответствующими словесными обозначениями скрываются сенсорно-перцептивные образы. Это здесь ясно подсказывается самой динамикой соотношения речевого акта с перцептивным поведением – со следящими движениями глаз, поворотами головы и . т.д. Достаточно очевидно, что эти первичные образы и составляют здесь структурные компоненты суждения. Эти структурные элементы отображают объекты (предметы или их признаки), отношения между которыми выражены в суждении как простейшей форме мысли.

Когда ребенок уже дошкольного возраста формулирует более сложные суждения такого, например, типа, как "вилка – это палочка и зубчики на ней" или "лошадь – это живот, спина, голова, хвост и четыре ноги по углам" (Люблинская, 1958), то и здесь нет еще понятийных обобщений, а расчленяемыми и связываемыми структурными элементами суждения опять-таки являются образы, которые, однако, на этой ступени могут быть уже не только первичными (сенсорно-перцептивными), но и вторичными (представлениями). И только на грани школьного возраста суждения ребенка приобретают характер первоначальных понятийных обобщений, имеющих пусть еще элементарную, но уже родо-видовую структуру, в которой расчленены и соотнесены более частные и более общие компоненты. Таковы, например, суждения ребенка: "Вилка – это посуда", "Вилка – это вещь такая", "Лошадь – это зверь, это животное", "Кукла – игрушка" (там же).

Из всех этих эмпирических данных ясно, что суждение, структурными элементами которого являются понятийные обобщения, представляет лишь высшую, частную форму суждений. Такое эмпирическое заключение вытекает, однако, не только из данных генетической психологии, относящихся к онтогенезу мысли, т.е. к детской психологии, и даже не только из соответствующих им эквивалентов исторического генеза мысли, в которых еще также не были представлены понятийные обобщения (ЛевиБрюль, 1930), но и из аналогичных данных психологии мышления взрослого человека. Так, если взять элементарные суждения взрослого человека, являющиеся гомологами приведенных выше суждений маленького ребенка, т.е. суждения типа "лампа горит", "человек бежит" или "собака лает", то здесь, хотя элементами таких суждений могут быть и понятийные структуры (поскольку взрослый человек ими владеет), вряд ли есть серьезные основания утверждать, что фактически в общем случае компонентами таких суждений являются понятия как образования, имеющие родо-видовую организацию.