Жесткость продуктивна только там, где существует чувство долга перед отдающим приказ и сохраняется чувство собственного достоинства при добровольном повиновении. Однако обеспечить это может лишь интегрирующий процесс, который объединяет прошлое и настоящее в соответствии с переменами в экономических, политических и духовных институтах.

Другие западные государства пережили демократические революции. Народы этих стран, как показал Макс Вебер, постепенно перенимая привилегии своих аристократических классов, идентифицировались таким образом с аристократическими идеалами. В каждом французе осталось что-то от французского рыцаря, к каждому англичанину что-то перешло от англосаксонского джентльмена, а каждому американцу досталось что-то от мятежного аристократа. Это "что-то" сплавилось с революционными идеалами и породило понятие "свободного человека", предполагающее неотъемлемые права, обязательное самоотречение и неусыпную революционную бдительность. По причинам, которые вскоре будут обсуждаться в связи с проблемой Lebensraum (СНОСКА: Жизненное пространство (нем.). - Прим. пер.), немецкая идентичность никогда не инкорпорировала такие образы в степени, необходимой для того, чтобы повлиять на бессознательные модусы воспитания. Доминантность и жесткость обычного немецкого отца не образовала с нежностью и достоинством той смеси, которая рождается из участия в интегрирующем процессе. Скорее, этот "средний" отец - по обыкновению или в решающие моменты - начинал олицетворять повадки и этику немецкого ротного старшины и мелкого чиновника, то есть тех, кто - "будучи облачен в короткий мундир" - никогда бы не помышлял о большем, если бы не постоянная опасность лишиться малого, и кто продал права свободного поведения человека за официальное звание и пожизненную пенсию.

Вдобавок, распался тот культурный институт, который заботился о юношеском конфликте в его традиционных - региональных - формах. В старину, например, существовал обычай Wanderschaft. (СНОСКА: Странствие (нем.). - Прим. пер.)

Молодой человек покидал дом, чтобы стать учеником (подмастерьем) в чужих краях - примерно в том возрасте (или немного позже), когда Гитлер воспротивился отцовской воле, а его отец в свое время сбежал из дому. Непосредственно перед наступлением эпохи нацизма разрыв отношений юноши с семьей либо еще имел место, сопровождаемый отцовскими угрозами и материнскими слезами, либо отражался в более умеренных и менее результативных конфликтах, поскольку они были индивидуализированными и, нередко, невротическими, либо этот юношеский конфликт подавлялся, и тогда нарушалась не связь между отцом и сыном, а отношение молодого человека к самому себе. Часто учителям - исключительно мужчинам - приходилось принимать на себя главный удар этого кризиса, хотя юноша распространял свою идеалистическую или циничную враждебность на всю сферу Burgerlichkeit (СНОСКА: Бюргерство (нем.). - Прим. пер.), - презираемый им мир "обывателей". Трудно передать, что в данном случае подразумевается под словом Burger. В юношеском сознании бюргер не тождественен солидному горожанину; не идентичен он и ненасытному буржуа, каким тот предстает в классовом сознании революционной молодежи; и меньше всего он похож на того гордого гражданина Французской республики или на того ответственного гражданина США, который, признавая равные обязанности, отстаивает свое право быть отдельной, неповторимой личностью. Скорее, словом Burger обозначается тип взрослого человека, который предал юность и идеализм и нашел убежище в консерватизме ограниченного и холопского толка. Этот образ часто использовался, чтобы показать: все, что считалось "нормальным", было испорченным, а все, что считалось "приличным", было проявлением слабости. Одни юноши, как например "Перелетные птицы" ("Wanderbirds") (СНОСКА: По-видимому, Эриксон имеет в виду Wandervogel - участников юношеского туристского движения в Германии в 1895-1933 гг. - Прим. пер.), увлекались романтическим единением с Природой, разделяемым со многими товарищами по "восстанию" под руководством молодежных лидеров особого рода - профессиональных и конфессиональных молодых людей. Юноши другого типа - "одинокие гении" - предпочитали писать дневники, стихи и научные трактаты; в пятнадцать лет они обычно сетовали на судьбу, выбирая самую немецкую из всех юношеских жалоб - жалобу Дон Карлоса: "Уж двадцать, а еще ничего не сделано для бессмертия!" Были и такие, кто предпочитал образовывать небольшие группы интеллектуальных циников, правонарушителей, гомосексуалистов и национал-шовинистов. Однако общей чертой всех этих увлечений и занятий было исключение своих реальных отцов в качестве фактора влияния и приверженность некоторой мистическо-романтической сущности: Природе, Фатерлянду, Искусству, Экзистенции и т. п., которые были суперобразами чистой, непорочной матери - той, что никогда не выдала бы непослушного мальчика этому великану-людоеду, его отцу. Хотя иногда допускалось, что реальная мать открыто или тайно благоволила, если не завидовала такой свободе, отец всегда считался ее (свободы) смертельным врагом. Если же он не проявлял достаточной враждебности, его умышленно провоцировали, поскольку противодействие отца оживляло жизненный опыт сына.