Американский фольклор ярко освещает этот комплекс в его первозданной силе в саге о рождении Джона Генри, цветного железнодорожного рабочего времен строительства Тихоокеанской железной дороги, который, согласно широко известной балладе, впоследствии погиб, пытаясь доказать, что настоящий мужчина способен справиться с любой машиной. Сага о Джоне Генри, не столь хорошо известная как баллада, гласит:

"Когда-то Джон Генри был человеком, но он давно умер. В ту ночь, когда Джон Генри родился, на черном небе горела медно-красная луна. Звезд не было видно, и лил сильный дождь. Зигзаги молний разрывали воздух, а земля тряслась, как лист. Дикие кошки пронзительно кричали в кустарнике, как младенцы, а Миссисипи разлилась на многие мили. Джон Генри весил 44 фунта.

Они не знали, что им делать с Джоном Генри, когда тот родился. Они посмотрели на него, а потом пошли и стали смотреть на реку.

"У него такой бас, как у проповедника", - сказала мать.

"У него плечи, как у рабочего на хлопкопрядильне", - сказал отец.

"У него синие десны, как у колдуна", - сказала няня.

"Я мог бы проповедовать, - сказал Джон Генри, - но я не собираюсь быть проповедником. Я мог бы грузить хлопок, но я не собираюсь быть рабочим на хлопкопрядильне. У меня могут быть синие десны, как у колдуна, но я не собираюсь сводить близкое знакомство с духами. Потому что имя мне - Джон Генри, и когда люди зовут меня по имени, они должны знать, что я просто человек".

"Его зовут Джон Генри, - сказала мать. - Это так".

"И когда ты называешь его по имени, - сказал отец, - он просто человек".

Тут Джон Генри встал на ноги и потянулся. "Ну, - сказал он, - не подошло ли время ужинать?"

"Да уж подошло", - ответила мать.

"И прошло", - добавил отец.

"И давно прошло", - сказала няня.

"Так, - сказал Джон Генри. - А собак покормили?"

"Покормили", - ответила мать.

"Всех собак", - добавил отец.

"Уже давно", - сказала няня.

"Так неужели я хуже собак?" - спросил Джон Генри.

И когда Джон Генри сказал это, его терпение лопнуло. Он улегся обратно в свою кровать и выломал перекладины. Потом открыл рот и завыл так, что от его воя погасла лампа. А потом плюнул, да так, что от этого плевка потух очаг. "Не сердите меня!" - сказал Джон Генри, и раскатисто прогрохотал гром. - "Не заставляйте меня сердиться в тот день, когда я родился, потому что я не отвечаю за себя, когда сержусь".