Давайте сделаем небольшое отступление, чтобы проследить историю термина "эго" до его истоков в психоанализе. "Оно", по Фрейду, есть древнейшая провинция души, как в индивидуальном плане (ибо он полагал, что маленький ребенок есть "сплошное оно"), так и в филогенетическом плане (поскольку "оно" является отложением в нас всей эволюционной истории). "Оно" включает в себя все то, что оставляют в нашей организации реакции амебы и импульсы обезьяны, слепые спазмы нашего внутриутробного существования и нужды нашей постнатальной жизни, иначе говоря, все, что делает нас "простыми тварями". Название "Оно" ("Id"), конечно, указывает на предположение, что "эго" оказывается прикрепленным к этому безличному, этому животному слою наподобие верхней, человеческой половины кентавра к его лошадиному низу - с той лишь разницей, что "эго" считает такую комбинацию опасной и навязанной, тогда как кентавр использует ее наилучшим образом. В таком случае, "оно" обладает некоторыми из пессимистических качеств "воли" Шопенгауэра, той суммы всех вожделений, которые нужно побороть, прежде чем мы можем заявить о себе, как о настоящем человеке.

Другая внутренняя инстанция, обнаруженная и описанная Фрейдом, есть "супер-эго", своего рода автоматический регулятор, ограничивающий выражение "оно" путем противопоставления ему требований совести. И здесь акцент поначалу ставился на том чуждом бремени, которое "супер-эго" возлагает на "эго". Ибо это накладываемое сверху, "старшее эго" было "(интериоризованной) суммой всех ограничений, которым эго должно подчиняться". Но совесть тоже содержит следы жестоких сил подавления в человеческой истории, то есть угрозу увечья или изоляции. В моменты самобичевания и депрессии "супер-эго" использует против "эго" столь архаические и варварские методы, что их трудно отличить от методов безрассудно импульсивного "оно". Так же, как и в жестокостях религиозной или политической инквизиции трудно увидеть, где кончается простое садистское извращение и начинается совершенно искреннее благочестие.

Таким образом, "эго" обитает между "оно" и "супер-эго". Постоянно балансируя между этими крайностями и парируя их экстремистские методы, "эго" остается настроенным на историческую действительность, проверяя образы восприятия, отбирая воспоминания, направляя действия и другими способами интегрируя способности индивидуума к ориентировке и планированию. Чтобы обезопасить себя, "эго" держит на службе "защитные механизмы". Они, в противоположность более разговорной манере открыто выражать "защитную" позицию, представляют из себя бессознательные устройства, которые позволяют индивидууму отсрочивать удовлетворение, находить субституты и иными путями достигать компромиссов между побуждениями "оно" и принуждениями "супер-эго". Такие компромиссы мы встречали в "контрфобической" защите Сэма - его склонности нападать в тех случаях, когда он испуган. Мы распознали в круговой абстиненции морского пехотинца защитный механизм "самоограничения" и истолковали его преувеличенную добродетельность как "сверхкомпенсацию" всей той ярости и злобы, что он накопил за свое полное лишений детство. Другие защитные механизмы будут описываться по мере того, как мы будем обращаться к соответствующим клиническим случаям. Однако при изучении этой области нам хотелось бы выйти за пределы только защитных аспектов "эго", которые были столь убедительно сформулированы Анной Фрейд в ее книге "Эго и механизмы защиты".