Сохранение прежней структуры связано не только с естественным сопротивлением языковой формы, но и с сознательным воздействием общества, следящего за сохранением стабильной формы гораздо строже, чем за сохранением стабильного значения. В русском языке, например, имена и отчества людей, двойные топонимы, единые в функциональном отношении, часто претерпевают в устной речи и морфологическое слияние. Говорят «сказал Иван-Иванычу», «советовался с Пал-Палычем» и пр. Однако такое употребление почти не проникает в письменную форму литературного языка и не закрепляется нормативно. В устном разговоре соответствие формы и функции могло бы быть достигнуто легко и естественно. М. И. Цветаева рассказывает, что, не зная в детстве отдельных значений слов, входящих в состав сочетания памятник Пушкину, она употребляла его слитно как название одного предмета. «Памятник Пушкина был не памятник Пушкина (родит. падеж), а просто Памятник-Пушкина в одно слово, с одинаково непонятными и порознь несуществующими памятники Пушкина». Поэтому казалось естественным говорить «у Памятник-Пушкина», «к Памятник-Пушкину», «сын Памятник-Пушкина» (М. Цветаева. Мой Пушкин. М., 1967, стр. 37).

Изменение функции языкового знака в конце концов может привести и к изменению его формальной структуры. Так, став показателем буд. вр. всп. глагол habēre в большинстве романских языков превратился в грамматическую морфему в составе глагола. Ср. фр. jе fermerai, ит. parleró, исп. hablaré. В иных случаях такого структурного сдвига не происходит совсем.

Превратившись в показатель перфектности, habēre не был поглощен спрягаемым глаголом и сохранил свою формальную отдель<174>ность, отчлененность. Ср. фр. j'ai lu, исп. he leнdo, ит. ho letto. В грамматическом строе этих языков появился новый структурный тип единиц, функционально адекватный сосуществующему с ним флективному типу слов. Это дало повод говорить о нефлективной морфологии.

Таким образом, в языке могут сосуществовать разные по своей структуре формальные классы единиц, соотносимые с одним функциональным типом. Это свойство, возникающее в ходе перестройки языковых систем, отсутствует в искусственно созданных кодах.