Не каждый аналитик, работающий с детьми, учитывает это как серьезное препятствие в работе. Из работ Мелани Клейн, например, вы узнали, как она справляется с этими условиями и какую технику она выработала в данном случае. В противоположность этому мне кажется целесообразной попытка создать в случае работы с ребенком ту же ситуацию, которая оказалась столь благоприятной для взрослого человека, т. е. вызвать в нем каким-либо путем недостающую готовность и согласие на лечение.

В качестве темы моей первой лекции я беру шесть различных случаев в возрасте между шестью и одиннадцатью годами. Я хочу показать вам, как мне удалось сделать маленьких пациентов «доступными для анализа» подобно взрослым людям, т. е. создать у них сознание болезни, вызвать доверие к анализу и аналитику и превратить стимул к лечению из внешнего во внутренним. Разрешение этой задачи требует от детского анализа подготовительного периода, которого мы не встречаем при анализе взрослого человека. Я подчеркиваю, что все, что мы предпринимаем в этом периоде, не имеет еще ничего общего с действительной аналитической работой, т. е. здесь нет еще речи о переводе в сознание бессознательных процессов или об аналитическом воздействии на пациента. Речь идет просто о переводе определенного нежелательного состояния в другое желательное состояние с помощью всех средств, которыми располагает взрослый человек в отношении к ребенку. Этот подготовительный период — собственно говоря, «дрессировка» для анализа —будет тем продолжительнее, чем больше отличается первоначальное состояние ребенка от вышеописанного состояния идеального взрослого пациента.

Однако, с другой стороны, не следует думать, что эта работа слишком трудна. Я вспоминаю об одном случае с маленькой шестилетней девочкой, которая в течение трех недель находилась в прошлом году под моим наблюдением. Я должна была установить, является ли трудновоспитуемая, малоподвижная и тяжелая психика ребенка результатом неблагоприятного предрасположения и неудовлетворительного интеллектуального развития, или же в данном случае речь шла об особенно заторможенном и запущенном ребенке. Ближайшее рассмотрение выявило наличие необычайно тяжелого для этого раннего возраста невроза навязчивости при весьма развитом интеллекте и очень острой логике. Маленькая девочка была уже знакома с двумя детьми, с которыми я провела анализ; в первый раз она явилась ко мне на прием вместе со своей подругой, которая была немного старше ее. Я не говорила с ней ни о чем особенном и дала ей лишь возможность несколько ознакомиться с чужой для нее обстановкой. Вскоре, когда она явилась ко мне одна, я предприняла первое наступление. Я сказала ей, что она, конечно, знает, почему ко мне приходили двое знакомых ей детей: один — потому что он никогда не мог сказать правду и хотел отучиться от этой привычки, другая — потому что она слишком много плакала и сама была удручена этим обстоятельством. Не послали ли также и ее ко мне из таких соображений? На это она прямо ответила: <<Во мне сидит черт. Можно ли вынуть его?» В первый момент я была поражена этим неожиданным ответом, но затем я сказала, что это можно сделать, но это — отнюдь не легкая работа. И если я попытаюсь сделать это вместе с ней, то она должна будет исполнить много вещей, которые вовсе не будут ей приятны. Я имела в виду, что она должна будет рассказать мне все. Она серьезно задумалась на одну минуту и затем возразила мне: «Если ты говоришь мне, что это единственный способ, с помощью которого это может быть сделано, и при том сделано скоро, то я согласна». Таким образом, она добровольно согласилась выполнять основное аналитическое правило. Ведь вначале мы и от взрослого не требуем большего.