«Постоянными моими товарками в то время были маленькая черная девочка по имени Марта Вашингтон, дочка нашей кухарки, и Белла, престарелый сеттер, бывший некогда замечательной охотничьей собакой. Я всячески пыталась научить ее моим знакам, но она оказывалась невнимательной и непонятливой. Встанет, бывало, раза два презрительно фыркнет, лениво потянется да уйдет на другую сторону камина и ляжет спать, а я, скучная и сердитая, отправлюсь отыскивать Марту».

Благодарная память Елены Келлер не случайно сохранила имена этих двух существ, сыгравших огромную роль в ее жизни. Верная собака не смогла усвоить того, что Елена называла «мои знаки», но чернокожая девочка улавливала их смысл мгновенно. И в мерцающем сознании слепого и глухого ребенка родилась важная мысль: люди все-таки отличаются от собаки и кошки, хотя и тем и другим свойственна «теплота и способность передвигаться». Доктор Хаув уже не мог бы сказать про нее тех страшных слов, что он записал в истории болезни Лоры Бриджмен.

«Марта понимала меня, и мне нетрудно было заставлять ее делать все, что я хотела. Мне доставляло удовольствие командовать ею, и она обыкновенно покорялась мне, потому что я была сильна, ловка, бесстрашна, всегда отлично знала, чего хотела, и, чтобы поставить на своем, не задумываясь пускала в ход зубы и ногти. Мы проводили много времени в кухне: лепили булки из теста, мололи кофе, вертели мороженое, кормили кур и индюшек, толпившихся у кухонного крыльца».

Там, у кухонного крыльца, ежедневно происходило приобщение слепоглухонемого ребенка к миру предметов. А долготерпение и добрая душа чернокожей девчушки с гордой фамилией Вашингтон поддерживали отчаянные попытки Елены Келлер превратить копирование действий с этими предметами в жесты, понятные хотя бы для одного человека в окружающем мире.

И лишь много времени спустя мать ее, прочитав «Американские заметки» Диккенса, написала доктору Хауву в Перкинс, близ Бостона, письмо со слезной мольбой о помощи. Сэмюэл Хаув к тому времени четыре года как умер, но новый директор школы, Майкл Анагнос, откликнулся на отчаянный призыв и прислал в дом Келлеров учительницу, двадцатилетнюю Анну Сулливан, слепую, окончившую эту же Перкинсовскую школу, которой врачи сумели частично возвратить зрение. Анна в течение шести лет жила в Перкинсе вместе с знаменитой Лорой Бриджмен и полгода тщательно изучала записи покойного доктора Хаува, но этим и ограничивались ее познания в тифлосурдопедагогике — науке об обучении слепоглухонемых. Впрочем, и науки никакой в то время не было, и можно с уверенностью сказать, что попади в ее руки более запущенный ребенок, Анна Сулливан при всем ее педагогическом таланте и самоотречении едва ли могла бы что-либо сделать.