Идеи Фрейда вызвали значительный резонанс в зарубежной культурной антропологии и явились отправным пунктом ряда полевых и экспериментальных исследований. Так, Рохейм [72], продолжая линию Фрейда, объясняет возникновение культуры как результат функционирования эроса. С увеличением длительности детства у человека механизм этого функционирования приобретает травматический характер, приводя к эдипову конфликту; культура же есть своего рода защита, средство преодоления человеком «инфантильной ситуации». Анализируя детские игры, обряды и ритуалы разных народов, Рохейм интерпретирует их как проявление комплексов (эдипа, кастрации и др.). Так, обычай миграции ребенка от одного родственника к другому у народа дау рассматривается как способ ослабления эдипова конфликта, посредством которого напряженность между сыном и отцом частично переносится на других родственников [72]; действие отделения по одному из группы, встречаемое в играх детей разных народов, есть символическое проигрывание и изживание детьми травмы отлучения от груди [73]; сходные функции выполняют и другие игровые действия: рубка дерева, проход под аркой и т. п. Особое внимание уделяет Рохейм ритуалам инициации (посвящения юношей во взрослые) у австралийских племен [71]. Так, в ряде племен юношу во время инициации заставляют пить кровь, собранную у стариков: обряд, имитирующий первичный грех» — убийство и поедание юношами отца; однако повторение его в символической форме, помимо напоминания о грехе, выполняет еще и функцию связывания ребенка с группой: выпитая кровь как бы заме;: т материнское молоко и объединяет юношу с мужчинами племени. Ритуалы обрезания, выбивания зубов, испытание огнем, символическое поглощение юноши чудовищем с последующим изрыганием его также выполняют двойную функцию: подавления сексуальной агрессии юноши, устрашения и подчинения его, с одной стороны, и объединения с племенем, создания у него чувства нового рождения, причастности к клану взрослых мужчин — с другой.

В отличие от Рохейма, ставившего своей задачей подтверждение гипотезы Фрейда об универсальности исходных конфликтов, Малиновский [43] попытался выяснить, варьируют ли переживания и внутрисемейные конфликты в зависимости от структуры семьи, традиций и обычаев народа. Он изучал развитие ребенка в племени тробрианд (Меланезия), где в отличие от европейской патриархальной семьи семья матриархальная: все родство и наследование идет по материнской линии. Ребенок принадлежит к клану матери; отец, хотя и живет с семьей, не считается кровным родственником ребенка, не обязан материально поддерживать семью, не обладает правом наказывать и воспитывать детей; все эти функции выполняет брат матери. Таким образом, в силу традиции отношения в семье Тробрианд противоположны тем, которые описаны Фрейдом для европейской семьи; если в последней отец относится к сыну как к сопернику и имеет права владыки, то в первой отец относится к сыну и дочери одинаково и может лишь лаской и дружелюбием заслужить их привязанность. Другим важным отличием является позднее отлучение от груди (в 4—5 лет) и почти полное отсутствие табу на проявления детской сексуальности. Интересно то, что Малиновский не нашел у Тробрианд никаких признаков эдипова конфликта между отцом и сыном; не было у детей и «травмы отлучения от груди», не наблюдался период «латентной сексуальности». Таким образом, согласно Малиновскому, разные культуры по-разному «отливают в форму» естественные биологические отношения; факторы формирования личности, выделенные Фрейдом на материале европейской семьи, не универсальны, а варьируют в зависимости от более фундаментальных механизмов культуры.