Товарищи! Сообщение, которое я хочу сегодня сделать, носит несколько своеобразный характер: оно посвящено больной шизофреничке, которую я наблюдал в течение 12 лет и которая совсем недавно не то покончила с собой, не то умерла от пневмонии (данные аутопсии еще не уточнены). Охотнее всего я назвал бы свое сообщение просто так: «Случай из практики».

В конце 1935 года ко мне на квартиру явилась гр-ка Н., 1907 года рождения. Она пришла ко мне с тем, чтобы я ее загипнотизировал и заставил ее таким образом забыть о том, что с нею произошло. Оказалось, что в августе-сентябре 1935 года она лежала в Донской лечебнице, после этого обращалась к ряду московских психиатров с той же просьбой, что и ко мне: она была у Каннабиха, у Бруханского, у аналитика Брука; если не ошибаюсь, последний ей и посоветовал обратиться ко мне. Больная довольно обстоятельно и толково дала мне анамнестические сведения, сообщила о родне, о своей жизни до болезни, вскользь упомянула о неудачном замужестве, но категорически отказалась дать какие-либо сведения о душевном расстройстве, которое привело ее в Донскую лечебницу, заявив при этом: "Я пришла к вам для того, чтобы обо всем этом забыть, а вы заставляете меня обо всем этом рассказывать». Все мои старания убедить ее в том, что это совершенно необходимо, что, не зная сущности ее болезни, я, очевидно, не смогу ей помочь и т.д. — все это ни к чему не привело. Больная упрямо, прямолинейно, несколько по-инфантильному отвергала все мои доводы и ничего, буквально ничего, не сообщила о характере своего душевного расстройства, о причинах стационирования.

Должен прямо сказать, что именно это упорство затронуло во мне психотерапевтическое любопытство. Я не мог не сказать себе, что столь резко выраженное стремление к забвению всего психотического, само по себе — положительный фактор, который, может быть, действительно явится залогом психической реституции больной. К тому же, диагностических сомнений уже при первом ее посещении быть не могло: было совершенно ясно, что передо мной — шизофреничка, перенесшая не так давно процессуальную вспышку. За это говорило не только стремление к забвению само по себе; за это говорил и весь облик больной. Она, прежде всего, была своеобразно манерна, о чем я скажу в дальнейшем. Никаких жалоб она не высказывала, и единственная ее жалоба сводилась к тому, что она вспоминает о прошлом.