Теперь последний, самый трудный и, на мой взгляд, самый интересный вопрос – о генеэе, о развертывании последней психотической вспышки.

О том, что психическая травма может провоцировать шизофренический процесс писали не раз и советские, и зарубежные авторы. Во всяком случае, если бы была нужда в описании совершенно доказательного в этом смысле случая, то думается, случай Нины вполне мог бы быть использован. Дело не меняется, конечно, от того обстоятельства, что здесь известную роль сыграл и фактор голодания. Больная всегда могла обеспечить и себе и матери вполне сносную жизнь, и голодание явилось уже следствием психической травмы. Но чрезвычайно интересно другое – как больная врастает в психоз. Ее бегство из дому после смерти матери, ее отход от людей и от работы, ее разговоры со мной о загробной жизни и общении с умершими свидетельствуют, по-моему, лишь о крайнем смятении, охватившем ее, и могут трактоваться как реактивное состояние, своеобразное, благодаря той почве, на которой оно возникло. Первое, что звучит уже как нечто процессуальное, это рифмы, сами приходящие в голову. Но ведь она поэтесса, а та своеобразная вербальная одаренность, какая лежит в основе стихосложения, вероятно, все же, будучи подсознательной, как-то соприкасается с тем, что мы в клинике относим к автоматизмам. Но как бы то ни было, какие-то механизмы, во всяком случае близкие к деперсонализационным, пришли в движение. Они явно приобретают все больший размах, благодаря спиритическим сеансам. Они» так сказать, все сильнее раскачиваются этими сеансами: ведь спиритические сеансы идут навстречу самому главному, единственно для нее важному — общению с матерью. Ведь вполне правомерно представление о том, что если в свое время, в 1936 году, психотерапевтическое противодействие этим автоматизмам легко их устранило, поскольку это соответствовало всей целевой установке личности, ее доминанте, то теперь, наоборот, иная ситуация, иная целенаправленность так же легко их усиливает. Из автоматизмов и общения с духами, очевидно, быстро и легко возникает бредовая настроенность, идущая психологически понятными путями: она могущественна, она всесильна. В чем именно? В самом для нее главном, в самом мучительном – в борьбе с болезнями и, прежде всего, с раком. Психоз уже в полном ходу, и здесь» наконец, ее эротичность, ее либидо совершает поворот на 180 градусов: мать жива, все в порядке, она имеет право, она хочет любить и быть любимой. Она в болезни, в полном смысле слова, «одержима» тем, что было подавлено, когда была здорова. В болезни она берет реванш за свою неудавшуюся жизнь. Уже не я ее, а она меня гипнотизирует. Сам Иосиф Виссарионович ищет ее руки. Мэри Пикфорд, очевидно, её женский идеал, в котором она себя персонифицирует.