Но ведь в данном случае я не располагаю никаким критерием правильности. Так и тянет сказать: правильно то, что мне всегда представляется правильным. А это означает лишь, что здесь не может идти речь о "правильности" (Ук. изд., с. 175, №258).

Именование предполагает саму возможность того, что оно может быть правильным или неправильным. Но эта возможность существует только в общем языке, где есть критерии правильности или неправильности. Личное остенсивное определение фиксирует употребление слова не более, чем сверка с железнодорожным расписанием. Это напоминает покупку нескольких экземпляров утренней газеты, чтобы удостовериться, что сообщение о какой-то новости истинно.

Нельзя обучиться психологическим понятиям только на своем собственном случае. Необходимо, чтобы обучающийся был знаком с критериями от третьего лица для их употребления. Если бы каждый только переживал боль и никогда не показывал ее, то слово "боль" могло бы и не использоваться в нашем общем языке. То же самое применимо и к случаю, когда никто никогда не знал бы, что другому больно. Именно потому, что мы иногда правы, а иногда неправы в наших приписываниях боли другим, данное слово может употребляться. Поведенческие критерии предоставляют условия для употребления термина.

Если витгенштейновский аргумент личного языка работает, то он уничтожает картезианскую картину мира ее же собственным оружием. Декарт полагает психологическое знание от первого лица единственного числа наиболее достоверным и основополагающим. Он считает, что нет ничего более достоверного, чем то, что он мыслит, и основывает на этом все свои иные притязания на знание, включая и притязание на то, что он существует. Если витгенштейновский аргумент личного языка обоснован, то Декартова доступность своего сознания самому себе основывается на очень больших допущениях: общем языке и мире здравого смысла находящихся в общении друг с другом людей. Его (Декарта) сомнения возможны только в том случае, если они беспочвенны. Интересно отметить, что Декарт явно не ставит под сомнение осмысленность своего собственного языка в "Размышлениях".