Хомский неоднократно останавливался в своих рабо­тах на этом вопросе (см., например, 1964, р. 79—81) и подчеркивал, что грамматики лучше всего составлять на основе интроспективных суждений исследователя, иног­да подкрепляемых суждениями других носителей языка. Хомский оценивает грамматики с точки зрения их общей и систематической способности объяснять языко­вые факты связно и последовательно. Он оставляет мало места для психолингвистики: «Если мы будем распола­гать такими операциональными тестами, которые помо­гут нам доказать правильность наших интроспективных суждений относительно очевидных явлений, это будет полезно для оценки других конкретных наблюдений» (1964, р. 80).

Хомский с одобрением отозвался о некоторых из экс­периментов, с которыми вы познакомитесь ниже. Он одо­бряет их, потому что они подтверждают очевидное, то есть эти независимые операциональные измерения фактов доказывают то, что он, как лингвист, уже доказал, к своему удовлетворению. Хомский утверждает, что, если такие исследования будут проведены и если они будут надежны — и достоверны для очевидных случаев, — он с удовольствием использует их, чтобы найти решение в неочевидных случаях. Другими словами, хотя наши экс­перименты еще несовершенны, в один прекрасный день мы можем стать «поставщиком инструментов для лингвистики».

Отрадно сознавать, что когда-нибудь мы сможем по­мочь лингвистам в их трудной работе. Но у психологов есть и свои интересы в отношении этих операциональ­ных тестов — даже тогда, когда они доказывают вещи, очевидные для лингвиста. Эти интересы можно назвать «идеологическими» или даже «темпераментными». Пси­хологи обычно не принимают на веру «очевидное» до тех пор, пока не получат этого «очевидного» в своей психологической лаборатории и не оценят результаты по критериям, выработанным в предыдущих исследованиях. Возможно, это происходит оттого, что психологу необ­ходимы действия и контроль; может быть, психологи «учатся, делая что-либо», а может быть, потому, что психологи принимают факты только тогда, когда они «укладываются» в определенную терминологическую и ме­тодологическую систему; а может быть (так хочется ду­мать многим психологам), у них «более высокие» или «более достоверные» критерии истины. Научная идеоло­гия психологии часто не давала возможности психоло­гам-практикам увидеть важные явления и ценные источ­ники данных. Возможно, что многие психолингвистиче­ские исследования проводились в основном для того, чтобы «успокоить научную совесть», как говорил Хом­ский (1964, р. 81). Я предоставляю самому читателю возможность составить мнение о том, какие мотивы и потребности руководили нами, исследователями, и са­мому оценить полученные результаты экспериментов. Во всяком случае, вы, вероятно, согласитесь с тем, что не­которые эксперименты представляют самостоятельный интерес — возможно, именно поэтому мы потратили вре­мя, чтобы их провести.