В какой же форме существуют эти намерения и ощу­щения? Это безусловно мысли, и тем не менее они не имеют языковой формы. Зачем бы нам приходилось искать нужное слово, если эта мысль не что иное, как элемент внутренней речи? Эта проблема нашла весьма четкое выражение у Выготского: «...течение и движение мысли не совпадают прямо и непосредственно с развертыванием речи. Единицы мысли и единицы речи не сов­падают. Один и другой процессы обнаруживают един­ство, но не тождество... Легче всего убедиться в этом в тех случаях, когда работа мысли оканчивается неудачно, когда оказывается, что мысль не пошла в слова, как говорит Достоевский... на деле мысль имеет свое особое строение и течение, переход от которого к строению и течению речи представляет большие труд­ности...» (стр. 376—377).

Выготский нарисовал картину предельно ясно, ска­зав: «Мысль не просто выражается в слове, а соверша­ется в нем». Для Выготского внутренняя речь — это не просто беззвучное проговаривание предложений, как считал Уотсон, это особая форма речи, лежащая между мыслью и звучащей речью, как ясно сказал об этом Выгот­ский в своей классической работе «Мышление и речь»:

«Мысль не состоит из отдельных слов — так, как речь. Если я хочу передать мысль, что я видел сегодня, как мальчик в синей блузе и босиком бежал по улице, я не вижу отдельно мальчика, отдельно блузы, отдельно то, что она синяя, отдельно то, что он без башмаков, отдельно то, что он бежит. Я вижу все это вместе в еди­ном акте мысли, но я расчленяю это в речи на от­дельные слова... Оратор часто в течение нескольких минут развивает одну и ту же мысль. Эта мысль содер­жится в его уме как целое, а отнюдь не возникает посте­пенно, отдельными единицами, как развивается его речь. То, что в мысли содержится симультанно, то в речи развертывается сукцессивно. Мысль можно было бы сравнить с нависшим облаком, которое проливается дождем слов» (стр. 378).

Еще одну увлекательную линию доказательств того, что мысль в большинстве случаев независима от словесной формулировки, можно найти в замечаниях великих ученых, математиков и художников об их твор­ческом мышлении. Небольшая книга Б. Гизлина «Про­цесс творчества» (Ghiselin, 1955) содержит много сви­детельств существования некоторого начального «инку­бационного» периода идей или проблем, за которым вдруг следует неожиданное решение, а потом творец сталкивается с огромной трудностью — перевести ре­зультаты своего мышления в словесную форму. Особен­но интересны в этом отношении интроспективные на­блюдения Альберта Эйнштейна (см.: Ghiselin, 1955, р. 43):