Но вот этот способ утрачен. Что теперь делать? Развивать окольные сложные способы – других-то нет. Но почему они окольные и почему сложные? Потому что теперь человек может узнавать о сути предметов лишь опосредованно, начав с внешней их оболочки и постепенно продвигаясь по направлению к глубинным причинам, выстраивая цепочки предположений, проверяя их, размышляя и оценивая. Предположения могут быть ошибочными, и даже их подтверждение не гарантирует, что на каком-то следующем этапе не окажется, что неверным было все с самого начала. Таков этот новый путь узнавания истины. И какая роль в нем отведена сознанию?

Дело в том, что снятие любого слоя оболочки не обходится без пусть и незначительного, но все же проникновения вглубь предмета. Иначе говоря, сама эта процедура выстраивания причинно-следственных связей уже включает в себя момент прохождения за внешний барьер, разделяющий человека и объект. Ведь когда мы ищем причину какого-либо следствия, мы а) очерчиваем некоторый круг событий, игнорируя все остальные; и б) предполагаем, что одно из них относится к более глубокому пласту проявлений существа предмета, а другое – к более поверхностному, причем всегда, когда появляется первое, наступает и второе. Что мы при этом делаем? Мы вступаем в определенный род внутреннего взаимодействия с тем пластом объекта, который – независимо от того, таков ли он, как мы предположили, или нет – находится ближе к глубинной сущности объекта. Мы не можем его пережить как составную часть самих себя, но мы можем вообразить, каким он может быть, если то, что доступно нашему непосредственному восприятию, имеет известные нам параметры.

Таким образом, наше воображение оказывается тем средством, которое нам заменяет непосредственное переживание лежащего за поверхностью. Мы измысливаем некое гипотетическое положение вещей, которое может обусловливать то, что оказывается доступным для нас. И дальше возможны два варианта: 1) придуманное нами, воображенное нами действительно соответствует тому, каков объект, и 2) не соответствует этому. Как мы узнаем о том, что верно, первое или второе? Опять же только косвенно – через сопоставление того, что должно было бы быть, если бы наше предположение было верным, и того, что есть на самом деле. Если эти два описания совпали, мы делаем вывод о том, что не ошиблись в своем предположении, и что глубинная природа объекта именно такова, как мы думали. (Обратим внимание: думали, а не чувствовали, видели, ощущали, переживали.) Таким образом, наше сознание оказывается тем средством, с помощью которого мы строим реальность, которой на самом деле нигде не существует. Поэтому называть ее реальностью вообще-то не очень правильно. Скорее, это мир, созданный нашими собственными усилиями для того, чтобы компенсировать нашу неспособность взаимодействовать с действительно реальным миром, миром объектов, каковы они сами по себе, в своей глубинной сути.