Потом я прошу детей открыть глаза и, когда они будут готовы, нарисовать их кусты роз. Как правило, я добавляю: «Не беспокойтесь о том, хорошо ли вы нарисуете: главное, чтобы вы сумели объяснить мне то, что нарисовали. Затем, когда ребенок описывает мне свой рисунок, я записываю описание. Я прошу его описывать куст роз в настоящем времени, так, как будто он сейчас и есть этот куст. Иногда по ходу описания я задаю дополнительные вопросы (например, «Кто ухаживает за тобой?»). После окончания описания я читаю каждое утверждение и спрашиваю у ребенка, насколько его высказывания от имени куста роз соответствуют его собственной жизни.

Десятилетняя Кэрол сказала о своем кусте роз (рис. 1б): «Я только начинаю цвести. Все цветы у меня разного цвета, потому что я волшебница. Мои корни и длинные и короткие, они перепутанные. Я волшебница, и мне не нужно, чтобы кто-нибудь помогал мне. Когда я испытываю жажцу, я вызываю дождь, и я заставляю выглядывать солнце, если влаги слишком много. На моих листьях много разноцветных бутонов. Я расту в хорошем месте, зеленом и очень солнечном. Я существую сама по себе; трава, солнце, воздух, ветер, небо — это мои друзья. Сегодня небо голубое и погода прекрасная и солнечная. У меня нет шипов, которые могут кого-нибудь поранить. Я никогда не умру».

Когда я потом перечитывала Кэрол каждое ее утверждение, она сказала: «Я только начинаю расти. Иногда мне не нужна ничья помощь. Иногда я чувствую себя одинокой. Я знаю, что умру». Многое из того, что Кэрол рассказала мне от лица куста роз, показалось мне чрезвычайно важным, поскольку я знала ее очень хорошо. Мы говорили с ней о том, что было самым важным для нее. Я должна была плавно подвести ее к рассказу о некоторых других аспектах ее чувств, например о том, каково это—быть волшебницей или хотеть быть волшебницей. Возможно, она и не захотела бы разговаривать со мной обо всем этом, что тоже было бы важно. Она обнаружила большую готовность говорить о тех вещах, которые она сама выбирала.