Робин, Да, детеныши подолгу жались к "фальшивому боку", как обычно детеныши жмутся к матери, и временами могли пускаться в игры, "на разведку". Став взрослыми, они также успешнее, чем наблюдаемые из второй и третьей групп, вступали в общение с сородичами.

Джон. То есть физический контакт, пускай и с "тряпочной" мамкой, что-то давал детенышам. Что именно?

Робин. Харлоу говорил про "смелость", я бы предпочел слово "уверенность" за обоими словами та же идея, но второе буквально отсылает к "вере", к действию, исходящему из веры, что все пойдет хорошо. Возможно, отдых у "фальшивого бочка" помогает разволновавшемуся после экскурсии в "неведомое" детенышу справиться с непосильным бременем новизны.

Джон. Для него это момент устойчивости в оазисе покоя, позволяющий вернуть равновесие.

Робин. Да, наверное. Ученые, скорее всего, заговорили бы о нонэнтропии, об упорядочении хаоса. "Тряпичная" самка мамка, конечно же, не целится так далеко, но немножко выручает детенышей.

Джон. И Вы считаете, в этом и есть она – материнская любовь?

Робин. Ну, она видна в воздействии на детеныша. "Любить" значит при необходимости уметь вызвать в другом эту самую уверенность.

Джон. А без любви детеныш окажется слишком напуганным, чтобы отважиться на шаг в неведомое?

Робин. Да. Он сможет стать взрослым, то есть более независимым, только обретя уверенность, которая дается этой надежной поддержкой и защитой.

Джон. Детишки на площадке забывают о маме, пока не шлепнутся. А тогда с плачем бегут назад к маме за очередной порцией любви… за уверенностью.

Робин. Если хотите – и так, но на самом деле они получают возможность вернуть устойчивость, утеряв равновесие от слишком больших перемен. Речь не о какой-то там «дозаправке».

Джон. Ясно. И, очевидно, по мере взросления наша "привязанность" уменьшается.