Джон. Именно по этой причине я не выношу мать Терезу. Всякого, кто святее нас чуть не всех вместе взятых, надо бы осадить, чтобы не залетал так высоко. Пускай бы фельетонисты взялись.

Робин. Впустую потратят время.

Джон. Думаете, такого не остановить? Да, волей-неволей о жестокости пора вспомнить. Так что – и жестокость полезна?

Робин. Иногда необходимо «шлепнуть» кого-то для его же пользы. Даже того, кого больше всех любим. Может быть, его в особенности. К примеру, родители должны учить детей постепенно становиться независимыми от их родительской опеки. Но ребенок всегда этому мало радуется, потому что вначале свобода «на вкус» вещь опасная, пугает. Впрочем, если родители действуют правильно, с правильной жестокостью, ребенок у них, претерпев огорчение, научится постепенно преодолевать страх и обретет уверенность.

Джон. Иными словами, их «бессердечие» от доброты сердца…

Робин. А спрячь они жесткость, они бы не справились с задачей и их ребенок никогда бы не обрел независимости. Ну, а хирург, который должен резать «по-живому»? При излишней чувствительности он не смог бы. Как психиатр я иногда вынужден вызывать у человека мучительное переживание, чтобы он осознал свои проблемы и сумел их, анестезии же я предложить не вправе. Прежде мне это давалось куда труднее, чем сейчас: неприятно было, что люди считали жестоким, неприятно было чувствовать себя жестоким.

Джон. Вы хотите сказать, что в какой-то степени жестокость за «ширмой», но «выпустив» ее оттуда, смогли успешнее помогать людям как психотерапевт? Известные современные английские драматурги, по одной-двум пьесам знакомые русскоязычному читателю и зрителю.

Робин. Да, наверное, так. Если пациенту действительно необходимо осознать что-то мучительное, теперь я не уклоняюсь и подталкиваю его. Разумеется, жестокость жестокости рознь, и если за ней стоит желание истязать, этому оправдания нет.

Джон. Ну, а как с тревогой?