Робин. Да. Они сохраняют свою сомнительную нормальность, представляя других «плохими».

Джон. Наверное, этот факт и объясняет поразительную полити-ческую активность экстремистов. Они обречены на такую актив-ность. Отключись они от дела ради приятного времяпрепровождения, они же могут сойти с ума. Политическая борьба сохраняет им рассудок.

Робин. На практике очень трудно лечить человека экстремист-ских политических настроений, можно только ослабить симптомы с помощью лекарственных препаратов. Тут все равно, что с паранойей – это фактически и есть паранойя, хитро подо-гнанная по меркам политического "наряда", в который рядится человек, чтобы окружающие не разглядели истины. Но если на приеме у психотерапевта он нащупает эту истину о себе, он сделает боль-шой шаг вперед. Пациентка иностранка в одной из моих групп, проходивших психотерапию, активистка из левых экстремистов у себя на родине, женщина, которая наотрез отказывалась обсуждать эту сторону своей жизни, вернулась с каникул сияющая. Живая, уверенная. Все в группе заметили перемену и сказали ей. Она объяснила, что произошло: она осознала, что тяга к коммунистической партии была просто способом овладеть болезнен-ными переживаниями, связанными с ее матерью, а, осознав это, она освободилась от обеих "болезней".

Джон. Как перемена отразилась на ее политической ориентации?

Робин. Ее политическая ориентация осталась прежней, но теперь она способна обсуждать свои взгляды, не видя угрозы со стороны, настроенной иначе. Она способна выслушивать чуждые ей мнения, а раньше замыкалась и демонстрировала свою непреклонность. Любопытно, также, что в ответ на мой вопрос, плодотворнее теперь ее политическая деятельность или наоборот, она не раздумывая, сказала: «Теперь от меня больше пользы». И я думаю, так оно и есть, вдь она реалистичнее смотрит на вещи, стала деловитей теперь, когда меньше поглощена нуждами психологического характера. Теперь она способна искать союзников, идти на уступки ради проведения своей стратегической линии.