— Не упрекал ли вас, что не дали встать на свой путь?

— Никогда. Наоборот, говорил, что нравится, что все хорошо, правильно.

— Ну, теперь все понятно.

— Как-как, доктор?!

— Ничего страшного. После того как он сдался вам, ему нужно было хоть чем-нибудь поддержать свою самость. Неубиранием постели его детское «я», или подсознание, это почти одно, и доказывает себе, что все-таки может не делать того, что надо.

...Дадим закончить Д. С.

Так называемые удобные. Сверхвнушаемость. Подчиняется без малейших трений, лепится как воск. Угадывает ваше желание с полуслова, настроение— с полужеста, почти телепат... Любит слушаться, следовать указаниям, примеру, авторитету. Развивается так, как вы направляете, даже превосходит ожидания...

Ворота, распахнутые настежь.

Я узнаю их по глазам — и детей, и взрослых — по особому непередаваемому выражению... У них и возможна самая глубокая степень гипноза — сомнамбулизм, с перевоплощением в кого угодно, во что угодно, с абсолютным самозабвением. Дыхание древних тайн...

Все, чтобы стать чудесным гармоническим человеком, и таков он и есть. Но относительно наличной реальности — чего-то все-таки не хватает... Может быть, доли критичности или жесткости; может быть, частички трезвости и лукавства (больше — уже цинизм)...

У каждого свои пути и свои путы. Но у этого судьба особенно зависит от того, кому он поверит, кого полюбит, кому и чему отдаст душу.

Я видел таких и в палатах для душевнобольных, среди алкоголиков и невротиков, подкаблучников и функционеров...

Разбираясь в наиболее печальных историях, видишь одну и ту же схему событий. С раннего детства от него добиваются всего, кроме внутренней независимости. Им управляют — он поддается; чем более управляют, тем более поддается; чем более поддается, тем более управляют...

Обе стороны, втянутые в. этот круг, не замечают опасной односторонности: непрерывного упражнения внушаемости. И только.

Новые круги отношений, новые требования и соблазны, новые люди, новые гипнотизеры... С чем он встречает все это? Все с той же внушаемостью. И вдруг оказывается, что нет личности.